Постаревший, но отнюдь не потерявший живости ума «дядя Родя» – Родион Петрович Солнцев – был уже на пенсии, но связи «в соответствующих кругах» сохранил. Знал он куда больше того, что мог рассказать, но предупреждал Аркадию довольно настойчиво:
– Связи в верхушке – дело хорошее, – ворчал «дядя Родя», когда она заглядывала «на рюмку чая». – Только гляди в оба и держи нос по ветру. Сильно во всякие эти дружбы не встревай. Когда осколки полетят, лучше подальше быть. А осколки полетят, помяни мое слово. Старый-то совсем из ума выжил, все побрякушки на себя цепляет, уже места на пиджаке не осталось, скоро на штаны вешать станет, все пыжится. Был зоркий орел, никто его в аппаратных играх переиграть не мог, стал павлин надутый. А Галька с Чурбановым своим и вовсе стыд потеряли, все им, вишь ты, позволено. Не станет старика, от них только пух и перья полетят, попомни мое слово.
Аркадии мрачные пророчества Солнцева казались старческим брюзжанием отставного аппаратчика – у них там у всех чуть не паранойя на почве «кто кого подсидит» развивается. Кто это, интересно знать, сможет пустить «пух и перья» из таких людей. Ведь самая же верхушка, выше только английская королева, да и то еще бабка надвое сказала. Да и чего дядя Родя пугает, у нее-то, у Аркадии, с Галиной Леонидовной отношения больше деловые, нежели приятельские. Хотя та и скакала по жизни «без удил», и любила ради пущего эпатажа демонстрировать, что она-де «своя в доску» где и с кем угодно, однако выносить рядом с собой такую яркую красавицу, тем более на десять лет себя моложе, ни одна женщина не согласится. А Галина Леонидовна была в первую очередь женщиной. Взбалмошной, самовластной, дерзкой, временами истеричной – то есть обычной, по сути дела, женщиной. Просто высокое положение и, как следствие, полное отсутствие каких бы то ни было тормозов, абсолютное «все позволено» превращало довольно распространенные женские особенности в почти карикатуру, ну или как минимум очень ярко их высвечивало. А поскольку поддакивать и «подавать восхищенные реплики» Аркадия никогда особенно не любила, ближе требуемого она к Галине старалась не подходить.
Правота Солнцева вместе со всеми его «глупыми страшилками» впервые стала ей очевидна, когда на смену Брежневу, после промелькнувшего на политическом небосклоне Черненко, явился Андропов, и почти сразу, следом за директором «Березки» и его женой, арестовали Соколова («жена из «Березки» была его непосредственным заместителем). Услыхав об этом, Аркадия почувствовала, как в подвздошье образовался тяжелый ледяной комок. Все-таки Юрий Константинович, хоть и благоволил к «прекрасному во всех отношениях товароведу», оставался всегда фигурой недосягаемой, из «небожителей». И если уж «берут» таких людей, значит… значит, дядя Родя был прав! Страх жесткими ледяными пальцами гладил по позвоночнику, вцеплялся в горло, сжимал сердце. Господи, молилась она, сжимая браслет, какое счастье, что Соколов не успел сделать ее начальником алкогольного или деликатесного отдела! А сейчас – подумаешь, товаровед, заместитель начальника бакалейного! Это только со стороны кажется – ох, шишка какая, в «Елисеевском» начальница. Начальница, как же! Над мукой и макаронами. В масштабах «Елисеевского» – мелочь. И это давало надежду.