– Мэддокс нужно было отослать, – резко бросил я, по-прежнему не в силах избавиться от впечатления, которое произвел на меня тот злобный дьяволенок, которого я увидел вдруг на станции подземки и который окончательно убедил меня, что Мэддокс следует отослать.
Что меня сейчас поразило как самое странное, пока Лана невозмутимо попивала свой кофе, это то, как славно и мило выглядело все, что предшествовало этому ужасному происшествию. «Красавица и Чудовище» дошли до своего рвущего сердце финала, и мы вместе со всей остальной публикой направились к выходу из театра – Лана справа от меня, Мэддокс слева. Когда мы дошли до дверей, Лана внезапно бросилась вперед, туда, где продавались разные сувениры, связанные с этим спектаклем. Мэддокс же осталась рядом со мною.
– Мне очень понравилось, – тихонько сказала она и с этими словами взяла меня за руку и нежно ее пожала. – Спасибо!
Я улыбнулся.
– На здоровье! – ответил я, и на сердце стало тепло и легко, и в нем снова зародилась надежда, что все будет хорошо. Окрыленный этой надеждой, я шагнул к прилавку и купил две магнитные нашлепки на холодильник. Одну я вручил Лане, которую, кажется, больше интересовали майки, а вторую – Мэддокс.
– Спасибо, – тихо сказала та. – Я всегда буду ее хранить.
Тут она обернулась в сторону супружеской пары, которая выходила из театра. Они тянули за собой маленькую девочку, каждый держа ее за руку.
– Вот чего мне всегда хотелось, – сказала Мэддокс тем странным тоном, каким иногда говорила. При этом она смотрела куда-то вдаль и произносила это так, словно разговаривала сама с собой. – Быть единственным ребенком.
Лана тем временем уже добралась до выхода.
– Может, зайдем в «Джейкс», а, пап? – спросила она, когда мы ее нагнали.
«Джейкс» именовалась пиццерия в Гринвич-Виллидж[13], где мы нередко ужинали в те дни, когда оказывались в центре города и нам не хотелось мчаться домой и что-то готовить.
Я посмотрел на Мэддокс и спросил ее, все еще пребывая в счастливом настроении:
– Ты не против отправиться в «Джейкс»?
Она в ответ улыбнулась своей самой милой улыбкой и коротко ответила:
– Конечно.
Станция подземки располагалась всего в нескольких кварталах. Мы дошли до нее пешком, пробираясь сквозь обычную для Таймс-сквер толпу народа – в это время дня здесь была странная и любопытная смесь неопределенно-уголовного бедного люда и пораженных видами туристов.
Мы сели в поезд – Лана по одну сторону от меня, Мэддокс – по другую. В таком же порядке мы и продолжали двигаться, когда вышли из поезда и направились в ресторан. За столом Лана очень живо обсуждала спектакль «Красавица и Чудовище», а Мэддокс молчала, ела свою порцию пиццы, медленно запивала ее, а напряженный взгляд был обращен внутрь себя, словно она обдумывала некий тайный план.