Несколько секунд она еще слушала собеседника, потом положила трубку и с вызовом взглянула на Мегрэ.
– Он сейчас приедет… А ты, мама, больше ничего не говори…
Она дрожала, словно от холода, хотя на лбу у нее выступили капельки пота, а влажные волосы на висках склеились прядями.
– Вот так-то, господин комиссар!
– Послушайте, Франсуаза. Разве я мешал вам позвонить? Напротив! Если угодно, я не буду продолжать допрос вашей матери… А теперь хотите совет? Пригласите также господина Дюурсо, он сейчас у себя дома.
Франсуаза, нахмурившись, пыталась понять, в чем скрыт подвох. Потом она заколебалась и, наконец, нервным движением сняла трубку.
– Алло!.. Номер 167, пожалуйста…
– Подойди-ка сюда, Ледюк…
И Мегрэ что-то прошептал ему на ухо. Было заметно, что Ледюк удивлен и даже смущен.
– Ты думаешь, что…
Он быстро вышел из номера, и через минуту все услышали, как он крутит заводную рукоятку своего «форда».
– Говорит Франсуаза… Да, да… Я звоню из номера комиссара. Моя мать приехала… Да, комиссар хочет, чтобы вы подошли к нему… Нет! Нет!.. Клянусь вам, нет!..
Эти «Нет!» она произносила громко и решительно, но в ее голосе явно звучал испуг.
– Говорю же вам, нет!
И она застыла возле стола, держа в руке телефонную трубку.
Мегрэ, закуривший трубку, с улыбкой смотрел на нее, тогда как мадам Босолей старательно пудрила носик.
В номере воцарилось всеобщее молчание. Потом Мегрэ заметил, что Франсуаза посмотрела в окно, нахмурилась и тут же отвернулась. Ее явно что-то встревожило.
Площадь пересекала мадам Риво, направляясь к гостинице. Обман зрения? Или события, происходящие здесь, окрашивали все в мрачные тона? Во всяком случае даже на расстоянии силуэт мадам Риво вызывал в памяти драматические образы. Казалось, что ее толкает вперед невидимая сила, и она даже не пытается сопротивляться.
Ее лицо, которое вскоре удалось разглядеть, оказалось мертвенно-бледным. Волосы в беспорядке. Пальто расстегнуто.
– А вот и Жермен! – заметила мадам Босолей. – Наверное, ей сказали, что я здесь…
Мадам Мегрэ направилась к двери, двигаясь, словно автомат. Когда она впустила в номер мадам Риво, все поняли, что эта женщина переживает самый трагический момент в своей жизни.
Она старалась сохранять спокойствие и даже попыталась слабо улыбнуться. Но в ее взгляде сквозила полнейшая растерянность. По лицу то и дело пробегала судорога, которую ей не удавалось сдержать.
– Извините меня, господин комиссар… Мне только что сообщили, что мать и сестра у вас, поэтому я…
– И кто же сказал вам это?
– Кто сказал? – повторила она, затрепетав.