Чтобы приглушить шум, доносившийся с площади, Мегрэ закрыл окно. Радиаторы работали на полную мощность. Табачный дым заполнял комнату. Жермен продолжала стонать, словно ребенок, и мать пояснила:
– С тех пор как ей сделали трепанацию черепа, с ней стало еще хуже, чем раньше… Она и в детстве была не слишком жизнерадостной… Только представьте! Ребенок, который провел почти всю жизнь в постели!.. Потом начались беспричинные слезы… Она стала всего бояться…
А в Бержераке ни о чем не догадывались! Тревожная, полная трагизма жизнь Жермен как бы влилась в спокойное существование небольшого городка, и все оставалось скрытым от взоров окружающих. Люди повторяли: «вилла доктора», «машина доктора», «жена доктора», «свояченица доктора»… И они видели только уютную красивую виллу, автомобиль известной марки с длинным капотом, молодую, спортивного вида девушку и усталую женщину…
А в это время в Бордо, в типичной для мелких буржуа квартире мадам Босолей спокойно доживала свою бурную жизнь. Эта женщина, всегда вынужденная беспокоиться о завтрашнем дне, женщина, существование которой зависело от мужских прихотей, наконец-то смогла стать дамой, живущей на пожизненную ренту! Вероятно, ее любили соседи. У нее появились привычки, вызывающие уважение окружающих. Она всегда своевременно расплачивалась с поставщиками. Ее часто навещали дочери, приезжавшие в дорогой машине…
Все это она оплакивала сейчас, сморкаясь в слишком маленький носовой платок, почти одни кружева.
– Если бы вы только знали Франсуазу! Послушайте! Когда она приехала ко мне, чтобы родить дочь… Ведь это произошло именно у меня… Ничего, это можно говорить при Жермен! Тем более что она все знает…
Мадам Мегрэ слушала, холодея от ужаса. Все, о чем здесь говорилось, было для нее открытием нового, пугающего мира.
Под окнами остановилось несколько машин. Это подъехали судебно-медицинский эксперт, следователь, секретарь суда и полицейский комиссар, которого наконец нашли на ярмарке в соседней деревне, где он покупал кроликов.
В дверь постучались. На пороге стоял Ледюк, робко глядя на Мегрэ и словно спрашивая взглядом разрешения войти.
– Послушай, старина, нам хотелось бы побыть одним!
Они предпочитали оставаться в обстановке интимности. Но Ледюк все же вошел, приблизился к постели Мегрэ и негромко сказал:
– Если они еще хотят повидать погибших…
– Нет! Нет!
К чему смотреть на них? Мадам Босолей с нетерпением ожидала, когда Ледюк уйдет. Ей так хотелось продолжить свою исповедь! Рядом с этим большим мужчиной, лежащим в постели, она чувствовала себя так уверенно. Он понимал ее. Он ничему не удивлялся. Он не задавал глупых вопросов.