Аномальщик. Часть 1 (Самылов) - страница 5

И снился мне опять привычный пейзаж. Звездное небо над головой. Шумящие под ветром деревья.

Когда утром меня разбудила настойчивая малая нужда, я не сразу и понял, что я сделал. К тому времени утка стала для таких целей, такой же привычной, как раньше унитаз. Но я, враз забыв и про нее, и про все остальное, сделал кое–что другое.

В общем, очнулся я, стоя босыми ногами на траве, прохладной от утренней росы. И сделав дело, посмотрел вдаль и открыл рот. Я САМ ВЫШЕЛ НА УЛИЦУ!!! Я! САМ!

После я сидел на лавочке и раз за разом ощупывал себя, убеждаясь, что это не сон. Но свежий утренний ветерок приятно холодил тело под рубашкой, я был полон сил, и не было и следа той противной слабости.

Дед замолк и начал сворачивать новую самокрутку.

— Что же дальше то было? — спросил я, сгорая от любопыства

— А что дальше. Так и живу здесь с тех пор. В школе работал до пенсии и потом, пока ее не закрыли. Деревня потихоньку пустела, а я так и оставался здесь. Вот так.

Он свернул наконец свою эту папиросу и чиркнул спичкой прикуривая.

— А на гору эту, не ходил больше? — спросил я его.

— Нет. Хватило ума. А потом Макарыч, старик тот, мне и рассказал историю–то этого места.

— Расскажешь? — быстро спросил я.

— Что еще не надоело сказки старого дурака слушать? — усмехнулся он и налил себе еще чаю, сел поудобнее. — Слушай, коли интересно…

История Макарыча.

— До войны с германцем, той, первой еще, дело было, — крепкий еще, хоть и седой, дед Макарыч, задумчиво оглядел опушку леса возле деревни.

Пастух был в деревне один. Дурачок местный. Приключилась в детстве с ним болезнь, какая–то. На голову дала видно. Не говорил он ничего, но все понимал. И улыбался постоянно. Вот и поставили его коров пасти. С ними разговаривать–то не надо. Выделили лошаденку. Приставили, в общем, к делу.

— Однажды пригоняет он стадо. Глядь, а одной коровы–то нету. Ну, хозяйка ее, понятно в крик, ищи, мол. Ему делать нечего, поехал на поиски. А сумерки уже были.

Наступила ночь, а ни его, ни коровы. Утром увидели его лошадь, в поле возле околицы. Она пугливо шарахалась ото всех, в руки не шла, пока поймали, все изругались. Самого пастушка поискали, поискали да бросили. Леса — то у нас густые, где ж тут кого найдешь.

— А дён через семь, пастушок сам пришел. Похудевший изрядно, в рваной одежде. Все сбежались. Охают. Кто–то спросил его, где ж был то он.

И тут пастушок медленно, запинаясь, но стал говорить! Все рты раскрыли. Не помню, говорит, ничего. Очнулся в лесу, пришел вот в обрат.

Все успокоились. Объяснение сами придумали. Мол, от испуга речь прорезалась. А пастушок дней пять просидел в своей хибаре, где жил до того, пасти больше не ходил. Ну, подумали, что боится он. Назначили другого. Начали думать, что делать то с ним.