Земную жизнь пройдя... (Руденко) - страница 138

Взаимосвязь между тремя убийствами очевидна. Но что еще хотела мне сказать покойная мадам Соколовская?

В библиотеку вошла барышня Оринова. Держалась она весьма уверено, казалось, что былой страх перед покровителем отступил. Беседа с Ольгой явно пошла на пользу.

Согласно этикета я поднялся с кресла, Ильинский нехотя последовал моему примеру.

Увидев меня, Оринова приветливо улыбнулась и весело ответила на мое приветствие.

— Простите, я могу взять книгу, о которой говорила вам? — спросила она Ильинского.

Голос Ориновой звучал твёрдо.

— Не возражаю, — безразлично отмахнулся Ильинский, занятый своими мыслями.

— Вас беспокоит смерть графини Н*? — спросила Оринова иронично. — Я предупреждала, что вам не следует соглашаться на встречу с ней… Но вы не доверились моему предчувствию.

— Предчувствию? — переспросил я. — Неужто, и вы предвидели скорую кончину графини?

— Нет, мой талант не настолько силен, — улыбнулась Оринова, — Соколовский и Ростоцкая плетут интриги, и у меня закралось подозрение, что они могли подговорить глупую графиню. Прости, Господи, что я так жестоко о покойной.

— Ваши подозрения вполне обоснованы, — кивнул я.

— Лестно слышать такие слова от сыщика, — ответила она.

Эта похвала звучала искренне, располагающе, обычно подобные фразы заставляли меня насторожиться. Что надобно льстецу? Однако таинственная молодая особа моих подозрений тоже не избежала.

Удивительно, как Диана умела расположить к себе своей приятной непринужденностью, без вульгарности.

Когда её эксцентричная манера вызвала вполне объяснимые сложности на службе отца, Оринова сама приехала к начальнику. Она привезла в подарок его портрет.

В этот день мсье Оринов услышал от начальника:

— Ваша дочь очаровательна! А мой портрет, который она нарисовала, самый лучший. Не сравнится с бездарной мазней, за которую я заплатил огромные деньги! Если какой-то наглец посмеет обидеть мадемуазель, я с ним лично поквитаюсь!

Красивых девушек, которые умеют так легко расположить к себе, часто подозревают в чародействе.

— Вербин, вы человек честный и благородный, — произнесла барышня, опускаясь в кресло. — Надеюсь, на вашу помощь.

Ильинский, не выждав паузы, сел в кресло напротив. Он с трудом скрывал раздражение. Манеры гости ему не нравились, но чернокнижник не смел возразить. Я устроился в кресле рядом с барышней.

— Разумеется, мадемуазель, — ответил я.

— Мой добрый друг Ильинский не доверяет мне, — продолжала Диана, — надеюсь, моё слово в вашем присутствии поможет убедить его.

Я перевел взор на Ильинского, который уже не пытался скрывать раздражения.