Убрав в ножны разве что только языком не вылизанный сверкающий клинок, Алексей закрыл глаза и принялся читать молитву. Открыв их, сразу же встретился взглядом со спецназовцем. Что интересно, ни насмешки, ни чего-то подобного во взгляде этого молодого, помладше Алексея, парня не было.
– И помогает?
– Еще как!
– Хм… Надо и себе будет… А как молиться-то? Ну… что именно говорить? А то я, если честно, только «Отче наш», а остальное с пятого на десятое. Научишь?
– Да я что? Сам еще недавно такой же был. У вас, я видел, церковь есть, прямо в управе?
– Ну да, часовня, Ходим туда.
– Вот, значит, и священник есть. К нему и подойди, он научит. Рад будет помочь, я так думаю.
– Спасибо, брат. Мне теперь в койке поваляться точно придется, вот и займусь. Просвещаться буду.
– Это правильно. И на ноги, кстати, быстрей встанешь.
– Проверим! Ты – дальше?
– Ну, если тут ты сам справишься, то да.
– Я-то справлюсь, сейчас наших по рации высвистаю, заберут. А ты как один?
– А я не один! – Алексей, встав на ноги, поудобней перевесил перезаряженный дробовик и кивнул куда-то вверх: – Я никогда не один!
– А-а-а… Ну, то есть понял! – широко улыбнувшись, спецназер отсалютовал Леше вздернутым кулаком правой руки: – Удачи, брат!
– С Богом! – Алексей зашагал к видневшейся дальше за углом двери явно не парадного вида.
Глупо бы было ожидать, что дверь, которой тем более пользовались явно не так уж часто, будет гостеприимно открыта. Так и оказалось. Облом, стоивший Алексею еще нескольких минут. Тратить на вываливание замка заряд серебра было бы полной дурью, поэтому пришлось перезаряжаться на обычный патрон, снаряженный свинцовой пулей двенадцатого калибра. Против такого аргумента личинка замка, вынесенная первым же выстрелом, не устояла, и Алексей вступил сперва в захламленную какой-то рухлядью прихожую, а затем и на лестницу, ведущую наверх. Как он и предполагал, предназначалась она явно не для «чистой публики». Оно и понятно – кто-то же должен был в этих трехэтажных хоромах убирать, делать мелкие ремонты, менять перегоревшие лампочки, в конце концов. И при этом – не оскорблять своим видом «господ», не мешать им жить своей возвышенной жизнью существ, прислугу и прочую «чернь» вовсе не замечающих.
Поднявшись на этаж выше, Алексей распахнул дверь, выходившую в «покои», и с громадным удовольствием понял, что из «гостей» в доме он далеко не один. Гуляли весело, гуляли хорошо – с истинным спецназовским размахом. Ухо ласкал грохот переворачиваемой мебели и мелодичный звон отправившихся в свой последний полет предметов из стекла и прочих легкобьющихся материалов. Там и сям слышались одиночные выстрелы, а общим звуковым фоном служил отборный мат, на котором отдавались команды, а также комментировались передвижения и действия – как своих боевых товарищей, так и противника. Судя по тарараму, охраны в особняке оказалось куда больше, чем ожидали, и сейчас она оказывала очень даже ожесточенное сопротивление. Похоже, что и братья, с которыми он шел к дому, тоже завязли где-то в этой каше. Раз так – будем действовать в одиночку и по обстоятельствам. Что-то подсказывало Алексею, что основные действующие лица или лицо, с целью близкого знакомства с которым они сюда и явились, в развернувшейся на нижних этажах заварушке личного участия не принимает. Было б по-другому, то картина и выглядела и звучала бы иначе. Раз вместо голосов священников слышна ругань спецназовцев, то дело они имеют с людьми. А главный враг – где-то в другом месте.