Понятно, от дурочки–матери и ребенок родился больной на голову. Он никогда не гулил, не хныкал, не плакал. И даже почти не шевелился у ней на руках.
— Он у нее от роду такой, — соболезновали сердобольные старушки. — Болезненький да расслабленный.
— Подомрет он у нее скоро, сердешный. У дурочек детки надолго не заживаются.
— И слава богу! Незачем дураков плодить, и без того их меньше не становится.
— Дайте мне его осмотреть, — остановился как–то прохожий. — Я — доктор, то есть педиатр.
— Ну чо ты к юродивой пристал! — приобнял доктора за плечи прохожий дядька с пышными усами.
— Ребенок как–то странно выглядит, — упорствовал врач. — Дети не спят неподвижно, как манекены. С ним что–то не так.
— Она и сама странная, — аккуратно отодвинул доктора от нищенки старый дядька. — Видишь, она и так богом и судьбой обиженная. На–ка вот тебе, дочка, дитю на молочишко.
Попрошайка молча перекрестилась, изобразив губами смирение и покорность судьбе. Мужик убрал ручищу с худенького плеча молоденького доктора, довольный, что защитил юродивую от слишком крутого недоумка, который и горя в жизни никогда не видал, сытый, обутый, одетый да ухоженный. Ни войны, ни беды на таких нет, но когда–нибудь и он хлебнет горюшка, тогда все и поймет.
— Какие молодые сейчас все злостные! — поддакнула прохожая старушка. — И дитя больного не пожалеют.
Какой–то пьяный барыга дыхнул в толпе на худосочного доктора густым перегаром:
— И чего тут непонятного? Она ему маковое молочко пополам с водкой дает, чтобы ребенок не кричал да не мешал нищенке «работать». Ей с ним целый день сидеть, измучаешься, если будет орать благим матом.
— Цыганские штучки?
— Брось ты! Русские бабы в деревнях издавна мак толкли в ступке и водой заваривали, а тем молочком, процеженным через тряпочку, детишек поили, чтобы работать по хозяйству не мешали. Ну и самогоночки подмешивали, как без того?
— Детский организм не способен справляться с такой интоксикацией! — кипятился педиатр.
— Ну и помрет какое дите на руках, подумаешь. Мало ли их, беспризорных. Ты как с луны свалился.
Постовой пришел на шум:
— Что за митинг? Расходись, не толпись. Вы мешаете движению пешеходов в переходе.
Пока зеваки судили да рядили, кто прав, кто виноват, цыганка Азела покинула доходную точку и скрылась под шумок в общественном туалете.
* * *
Из туалета вышла стройная белобрысая девушка с огромной сумкой. Вряд ли ее вид хоть чем–то привлечет на вокзале пристальное внимание служителя порядка. Ни проститутка, ни карманница, а одна из тех, кто с трудовой копейки живет и скромно одевается.