За все время он больше ни разу не взглянул на Машу.
Что-то металлически звякнуло о камень возле тропинки. Это ненадолго отвлекло Машу. Она порылась взглядом в траве, когда-то отличавшейся аккуратной модной стрижкой, но теперь отросшей, лохматой и спутанной. Она отыскала ее не сразу – металлическая проржавевшая обломанная деталька среди таких же ржавых опавших листьев совсем недалеко от ее ног. Маша подняла ее, разглядывая и не представляя, откуда бы та могла отлететь. И тут догадка обрушилась на нее. Маша впервые сама ощутила, что это значит, когда бросает в холодный пот. Она вскинула голову и впилась взглядом в рапиру Гарика – шарика на конце клинка не было!..
Жуткое стальное жало, прорываясь сквозь пушистую мягкость шерсти, разрывая легкую вязаную голубую плетенку, впивается в тело, в грудь, еще вздымающуюся, дышащую, живую… Черно-алое пятно солнца растет на глазах, расплывается по лазурному небу и ширится, ширится, пока не покрывает бо́льшую его часть…
Маша увидела эту картину явственней, чем все, что происходило на самом деле.
– Монмартик! Рапира!.. – она крикнула это раньше, чем успела подумать, и рванулась к соперникам.
Наверное, ей следовало окликнуть Гарика, кажется, она так и хотела, но имя Монмартик вырвалось у нее против ее воли. Больше Маша ничего не успела добавить.
Женька обернулся на ее вскрик. Гарик, поглощенный поединком, не слышащий, не замечающий ничего вокруг, не смог, не в состоянии уже был остановиться… Монмартик скорее почувствовал, чем заметил этот выпад, но было уже поздно. Все, что он успел, – это неловко защититься рукой. Клинок рапиры скользнул по Женькиной ладони и, отклоненный, пронзая свитер, воткнулся в ствол яблони, звонко лопнул. Обломок его, застрявший в толстой коре, еще некоторое время дрожал, задавая бог весть какую ноту.
Маша, первая подбежавшая к Женьке, схватила его за плечи и стала разглядывать так, словно еще не верила, что все обошлось. В этот момент она вряд ли сама осознавала, что ищет это жуткое красное пятно на свитере, которое ей только что привиделось.
Она стояла перед ним, бессмысленно перебирая края рваной дыры разодранного по касательной на плече свитера, и улыбалась, стирая с глаз предательскую влажную поволоку, счастливая просто тем, что Женька… ее Женя жив.
12 ноября, воскресенье
Вот и все. Окончен бал. Погасли свечи. Они все разошлись. Кого-то потеряли по дороге. Остальных сожрал ненасытный спрут, распластавший свои щупальца под городом. Но она не одна. Женя держал ее сжатые кулачки в своих руках. Вечерний, тихо умирающий перед началом каждой новой недели город здесь еще пока жил, хотя ток крови в его жилах уже не был столь стремителен. Маша куталась в плащ не потому, что ей было зябко, но так, с поднятым воротником куда уютнее. К тому же поднятый воротник придает определенный шарм.