Что это
такое? Неужели
Саша даже ко
второму
собранию не
осознал, что
Мишино
заявление о
готовности
выйти из
комсомола
было сделано
им, во-первых,
сгоряча, а
во-вторых, по
непростительной
наивности? Неужели
не было ясно
в тот момент,
что идет
борьба за то,
чтобы уберечь
Мишу от
готовящейся
расправы?
Неужели
Саша не осознавал,
что его
воздержание
при
голосовании
не означало,
что он «не
знал, что
делать»? Вот
если бы он
так объяснял
свой
поступок гэбэшникам
– это я бы
вполне понял.
Это означало
бы, что Саша
никак не
хотел
голосовать
за
исключение,
но боялся
ответных
репрессий.
Поэтому он
решил
прикинуться
утюгом, делал
вид, что не
понял
принципиальной
позиции
партийцев и
нес всякую
околесицу про
то, что не
знал, мол, что
делать, вот и
воздержался.
А может
быть, Саша
действительно
не «врубился»
в то, что
происходило? По
его же свидетельству,
он тоже был
способен к
наивным поступкам.
Я имею в виду
рассказанную
им историю о
том, как ему
на выпускных
экзаменах
снизили оценку
за сочинение из-за
неосторожно
сказанных
когда-то
слов. Может
быть, Саша не
вполне
понимал, что
происходит,
поскольку
для него
самого
подобная
история
закончилась
сравнительно
благополучно?
Кстати, Саша
об этом
экзамене
пишет так: «Сочинение
было по
Маяковскому,
которого я и тогда
уже любил и
считал
лучшим поэтом.
Как и сейчас». Ну,
если
Маяковский
для Саши был
и остается
лучшим
поэтом, то хочется
задать ему,
как говорили
мы когда-то
на мехмате,
контрольный вопрос.
Про того же
Маяковского. «Является
ли
безразличие
к его произведениям
преступлением?»
(Вопрос шутливый
– прошу не
обижаться.)
Твое,
Сережа,
описание
последующих
событий на
мехмате
осенью 1961 года таково:
«На
следующий
день мы
узнали, что
вузком обратился
к ректору
Петровскому
с ходатайством
об
исключении
Лейкина из
университета.
Это
сообщение повергло
Мишу в
отчаяние. Он
решил
объявить
голодовку. С
этой целью
Миша сложил в
конверт все
деньги,
оставшиеся
от стипендии
и отнес их в
вузком с
просьбой
передать их
рабочим
завода «Серп
и молот»,
которые
посчитали,
что он учится
якобы на их
средства.
Мы
уговаривали
Мишу
прекратить
эту бессмысленную
и
бесполезную
акцию».
Ну, что
можно
сказать об
этом
поступке
Миши? Был ли
он
«бессмысленным
и
бесполезным»?
Я так не думаю.
Как раз вот
это Мишино
действие мне
нравится
больше всего
во всей этой
нелепой и ужасной
истории. И
воспоминание
о нем всякий раз
вызывает у
меня горькую
улыбку.
Начальство,
видно, было
Мишиной
голодовкой
серьезно
обеспокоено.
И пыталось
подобраться
к нему с
разных
сторон. Об
одной такой
попытке мы
знаем теперь
(из твоего
воспоминания,
Сережа) со
слов Толи
Терехина,
Мишиного товарища
по комнате в студенческом
общежитии.
Толе дали
«комсомольское
поручение» – проследить,
чтобы с Мишей
не случилось
ничего
плохого.