— Не беспокойтесь, пожалуйста, мы только что позавтракали. — Он прикладывает руку к сердцу. — Мы к вам по срочному делу. Мой друг Вацек Илевич музыкант и первоклассный мастер по проводке радио, вот и решили: довольно вам слушать вьюгу, шум дождя да гул самолетов, мы поставим вам радио.
— Ой, что вы, зачем столько хлопот? Мы уже и отвыкли от него.
Про себя я умоляю маму: «Не отговаривай, пускай проведут. Я так хочу радио!»
— Какие хлопоты! Это моя благодарность за ваш чудесный подарок — за пластинку. Действуй, Вацек.
Вацек одет в форму железнодорожника. Он осматривает стены, ищет старую проводку. Я подбегаю к нему и показываю, где у нас до войны висело радио. Вацек нашел в углу у самого потолка тоненький хвостик проволочки, вынул из чемоданчика инструменты и принялся за дело.
Наконец наступила торжественная минута: сначала послышались звуки непривычной музыки, потом музыка оборвалась и вступил голос диктора…
— Передача из костела, — объяснил Эрик. — В городе траур.
— Я видел спущенные флаги. Почему-то все кинотеатры закрыты, — сказал Витя.
Эрик улыбнулся:
— Ваши разбили армию Паулюса под Сталинградом. Есть отчего горевать.
Почему Витя расспрашивает Эрика? Про Сталинград Витя сказал нам еще несколько дней назад. А теперь он расспрашивает об этом Эрика. Почему?
Эрик поднялся со стула.
— Нам пора, служба. — Потом задумался на минутку и сказал, уже стоя у двери: — Пластинка ваша осталась в Германии. На Новый год собрались мои друзья — поляки и немцы. Мы спустили шторы на окнах, проверили, хорошо ли закрыта дверь, и я поставил вашу пластинку. Это был великолепный новогодний сюрприз моим друзьям. Если бы вы только видели их лица! Большое вам спасибо.
— Удивительный человек, — сказала мама, когда за Эриком закрылась дверь. — Ходит в немецкой форме, офицер, а говорит такое…
Подошвы моих ботинок стали совсем тонкие. Ногам было сыро и холодно. Отец вырезал картонные стельки и положил в ботинки. Но их хватило не надолго.
А теперь на одном ботинке большая дырка, и палец вылезает вместе со стелькой. Прибить новую подошву нельзя, в газетах был приказ, запрещающий прибивать кожаные подошвы к обуви. Кто ослушается — будет наказан.
Отец вертит в руках мои ботинки и ворчит:
— Холера их возьми, что теперь делать?
— Их еще можно починить.
Голос у меня не очень уверенный. Я боюсь, что отец не починит ботинки и мне не в чем будет выйти из дому. А у Толи Полозова сегодня день рождения.
Отец достает ключ от сарайчика и направляется к двери, волоча больную ногу.
— И я с тобой!
Он глядит на мои ноги.
— Куда ты пойдешь босая?