Утром из комнаты Глаши доносятся совсем другие звуки.
Ганс плачет, Ганс рыдает, Ганс не знает, что его ждет.
Вчера за десяток яиц отдал партизанам танк. Он не может успокоиться, бегает по комнате взад и вперед, рассказывает, как это случилось.
— Кто бы мог подумать?! Эти бандиты приехали на «опеле» в немецкой форме! Обер-лейтенант, красавчик, и трое солдат-танкистов. Предъявили документы. Все как полагается — печати, подписи. Только я говорю им: «Заправлять танк не буду, рабочий день кончился. Приезжайте завтра утром». Обер-лейтенант похлопал меня по плечу, улыбнулся: «Исправный танк нужен фронту сегодня, а не завтра. А за то, что задержу тебя на работе, так и быть, получишь десяток яиц, еще тепленьких. Пятнадцати минут хватит заправить танк? Исполняй приказ!» Делать нечего. Я верный солдат фюрера. Разве я мог не выполнить приказ офицера? Заправил танк горючим и открыл ворота. Они отдали мне десяток яиц, сказали «хайль Гитлер», сели в танк и уехали. А за городом подожгли танк. Я налил полный бак горючего! Разве я думал…
Ганс замолчал, еще быстрее затопал по комнате тяжелыми сапогами. Через час за ним пришли.
Будущая помещица плакала. А Вите почему-то опять было весело. Ганса отправили на фронт. В нашем доме стало легче дышать.
22 июня. Сегодня ровно два года, как началась война. У фрицев праздник, и они ради такого дня устроили себе выходной. Вите не надо идти в мастерскую. Из гильзы от патрона он мастерит зажигалку. Гляжу, как ловко он водит напильником, прилаживая к гильзе маленькое колечко.
Я вспомнила, как еще два года назад любила играть с мальчишками в войну. До чего же я была тогда глупая! Я так хочу, чтобы война поскорее кончилась, чтобы прогнали фашистов! И ночью можно будет спать спокойно, не прислушиваясь к тяжелому топоту сапог на лестнице. И можно будет учиться в школе, идти куда захочешь, не опасаясь, что тебя схватят на улице и увезут на каторгу в Германию. Два года перед глазами у меня пепелища, уже поросшие травой. Черные, обгоревшие коробки домов, одинокие и молчаливые. И как памятники посреди пепелищ возвышаются обгорелые печи.
Я не представляла себе, какими долгими могут быть два года…
Отец и Витя слушают радио. Бабушка спит. Мама шьет, а я помогаю ей, подшиваю подол платья. По радио идет передача из театра, говорят о каком-то «союзе» белорусской молодежи. Молодежь, вступившая в этот «союз», должна стать «солдатами новой Европы».
Так сказал Вильгельм Кубэ — «крестный отец» этой организации.
— Зачем ты слушаешь эту болтовню? — сердится мама.
— Хочу узнать, для чего создают этот «союз».