— Витенька, попроси его, чтоб он и нас с тобой в лес взял! И меня. Попроси!
Витя махнул рукой. И уже от двери шепнул:
— Наши Гомель взяли.
Он опять пошел на кухню. А я, ошеломленная известием о взятии Гомеля, думала: «Это же совсем близко! На машинах можно приехать за один день и освободить Минск».
Значит, скоро наши будут здесь.
И Толя в лесу. Толя — партизан. Вот почему он не приходил.
Толя пришел неожиданно, в ночь под Новый год. Мы уже собирались ложиться спать. Вдруг в окно кто-то постучал. Вначале я подумала: мерзлая ветка стукнула по стеклу. Но стук повторился более настойчиво. Полная луна светила вовсю. Я отодвинула занавеску и увидела человека в кожухе, в шапке-ушанке, с седыми бровями и ресницами. От неожиданности я испугалась: совсем близко у самого окна стоял чужой старик. Старик вдруг улыбнулся, и я сразу узнала его. Только один человек мог так улыбаться. Я узнала Толю и быстро побежала открывать дверь. Клубы морозного воздуха ворвались в комнату. Вошел Толя, быстро прикрыв за собой дверь.
Он снял кожух, иней на его ресницах и бровях растаял, и Толя уже не походил на старика. Я стояла, глядела на него во все глаза и не могла тронуться с места.
— Иди в постель, ты замерзла, — сказал Толя и опять улыбнулся своей необыкновенной улыбкой.
А я стояла, как дурочка, и молча глядела на него.
Толя взял свой кожух, накинул мне на плечи и застегнул на все пуговицы. Мне стало тепло-тепло, хорошо-хорошо. Кожух пах овчиной, лесом и дымом от костров. Он был самым теплым, самым замечательным кожухом на свете.
— Хорошо, что хозяин уехал в Ригу на праздник, сыну подарки повез, — тихо сказала мама, выходя из кухни. — Боимся мы его, чужой он.
Отец подал Толе руку:
— Ну, здравствуй, партизан.
— Тише ты, — зашептала мама, — соседи услышат, они еще не спят. — И кивком головы показала на стену.
— Закуривай. — Отец щедро протянул Толе пачку махорки.
— Не научился еще, а для друзей могу отсыпать немного, если вы не возражаете.
— Зачем отсыпать, всю бери. Я тоже не курю.
— Спасибо.
Толя спрятал махорку в карман, затем поднял меня и посадил на лавку рядом.
— Деточка, ты, наверно, голоден? — спросила мама. — Сейчас я тебя накормлю.
— Нет, я спать хочу. Давно я не спал в постели.
— Сейчас я тебе постелю.
— Нет, мы с Витей ляжем. Я только немного помоюсь.
— Витя, в печи стоит чугун с водой, может, еще не остыл, — сказала мама. — Пойдем, Таня, не будем им мешать.
Мне не хотелось снимать кожух — так тепло и уютно было в нем. Мама расстегнула пуговицы, сняла кожух с моих плеч и аккуратно положила его на лавку. Уходя, я оглянулась, и мне показалось, будто на лавке лежит человек.