И вокруг все шуршит, пищит, посвистывает, тренькает, веточками сухими трещит, камешками постукивает – живет, в общем.
Я перевязала щиколотку носовым платком, глотнула колы и заковыляла в сторону мерцающего вдалеке города.
Меньше всего в эти минуты я думала о своем финансовом положении. А следовало бы – оставшегося капитала хватит разве что на пару дней проживания в частном секторе.
Я добралась до пустынного пляжа. Растянулась на песке, положила под голову рюкзак и закрыла глаза. «Бродяга», - подумала я умиротворенно. Море ворочалось и вздыхало в темноте, словно большое сонное животное...
На рассвете пошел дождь. Настоящий тропический ливень! Море вспухло под бешеными ударами. Видимость пропадала на расстоянии пяти шагов. Мир утонул. На мне, само собой, не было сухого места. Джинсы стали жутко тяжелыми, словно свинцовые пластины. Рюкзак вбило в потемневший песок, Кафка наверняка тоже промок насквозь. Меня переполняла какая-то дикая первобытная радость. Я была львицей, пережившей великую засуху, кое-как дотянувшей до благословенного сезона дождей. Сняла рубашку, прилипшую намертво майку когтями отодрала, сандалии скинула, освободилась от пятитонных негнущихся джинсов, прозрачная полоска стрингов, и – свобода! Ливень больно хлестал по обнаженной коже, выколачивая из меня, словно хозяйка из старого затертого ковра, вековую пыль и грязь, нанесенную чьими-то ботинками. Сумасшедший обряд очищения. Я что-то кричала, но голос мой тонул в шуме и стоне разбушевавшейся стихии... Внезапно все стихло. Из прорехи в сером потревоженном небе брызнуло солнце. Избитое море расправляло складки и разглаживало морщины.
Моя одежда стала частью ландшафта. Вытянутые из-под кучи мокрого песка измочаленные вещи пришлось долго полоскать в море, заплыв с ними подальше от поднятого дождем прибрежного ила, потом сушить на большом камне. Но, все равно, я была довольна.
...
Она курит. Резко подносит сигарету ко рту, быстро затягивается, также резко опускает руку вниз. И взгляды кидает на меня такие же – скорые затяжки, и выдох резкий в сторону-вверх. Вся словно струна – звенит. Тетива невидимого лука. И натягивает-натягивает себя дальше. Или порвется, или вытолкнет-выбросит колкую, словами оперенную стрелу. Мне в голову лезут всякие нелепости: она похожа на породистую лошадь. Нервная, тонконогая, сторожкая. Я опускаю голову и улыбаюсь – хорошенькое дело: королеву с кобылой сравнить! Она хмурится – ей не нравится, когда на нее смотрят и улыбаются втихаря каким-то своим мыслям. Докуривает и быстрыми мелкими движениями тушит окурок в большой керамической пепельнице. Сейчас она уйдет. Она всегда уходит в то время, когда я почти уже решаюсь. Решаюсь подойти, заговорить, улыбнуться ей. Приколоченный над дверью колокольчик тихонько звенит, когда она выходит на улицу. Я шепчу: