— Только не пускай к нему цирюльников с их тазами и бритвами.
— По моему опыту, — сказала госпожа Хеди, — пускать кровь более не требуется. Болезнь мэтра вызвана избытком флегмы, а от него хорошо помогает вареный с медом иссоп и сытная мясная пища.
— Брат Андреас лечил мэтра порошком из бычьей желчи, — сказал Ренье, и бегинка кивнула:
— Флегма делает тело холодным и влажным, желчь, напротив, согревает и сушит. Польза тут несомненна.
Пикардиец вернулся в пристройку и увидел, что Виллем Руфус открыл глаза, а Андреас склонился над ним и зовет по имени. Понемногу взгляд старика прояснился, и он узнал обоих.
— В ваших краях говорят: Tanz vor dem Tode ist nicht in der Mode[58], — сказал ему Ренье. — Но сегодня, мэтр Виллем, вы заставили попрыгать нас.
Старый философ улыбнулся. Госпожа Хеди пощупала его пульс и осталась довольна; она спросила, не чувствует ли он боли в затылке и ребрах, и Виллем покачал головой. Потом она ушла, чтобы приготовить иссопный отвар, а Ренье, пересыпая речь шутками, рассказал старику о том, что случилось. Под конец он произнес с насмешкой:
— Я так расхвалил вас епископу, что теперь не знаю, как быть. Без вашей почтенной персоны он не станет меня слушать, а если станет, что я скажу ему, когда речь зайдет о Делании?
— Я пойду с тобой вместо учителя, — сказал вдруг Андреас.
Ренье взглянул на него, потом на старика и увидел в глазах того глубокую печаль.
— Но почему? — спросил он приятеля. — Разве по правилу Альберта Великого философ не должен избегать связи с князьями?
— Суфлеры приходят к князьям ради выгоды, а я ищу не этого, — ответил Андреас.
— Зачем тогда идешь?
— Это мое дело, — сказал Андреас.
Тут Виллем Руфус сделал знак пикардийцу приблизиться.
— Aufgeschoben ist nicht aufgehoben[59], — шепнул он, — возьми его с собой.
Как был ни тих его голос, а ученик услышал и опустился перед учителем на колени.
— Вы знаете, для чего я иду туда? — спросил он.
Виллем кивнул.
— И вы отпускаете меня?
Старик кивнул снова.
— Благословите, отец мой, — сказал Андреас, склоняя голову.
Виллем с любовью коснулся его холодного лба:
— Иди, сын мой, Андреас, Господь да будет тебе защитой. Не закрывай глаза страху, ибо сердцу нашему суждено пребывать в тревоге, пока мы не возвратимся к Нему. Но сомнения отбрось и делай, что должно. В Делании твое спасение… — Старик закрыл глаза и бессильно откинулся на подушку.
Андреас выпрямился, и с лица его будто упала серая паутина — оно очистилось и стало гладким, как в юности. Он сказал:
— Я сделаю то, что должно, — потом поцеловал учителя в лоб и в руку и вместе с Ренье вышел из дома.