– Уверена, они замечательные. – Ужин действительно был вкусным. Отпив воды, она вытерла губы. – Из больницы звонили?
Казалось, Пирс полностью сосредоточился на еде.
– Я сам туда позвонил. Ее состояние стабильное.
– Хорошо.
– Согласен.
Она стремительно придвинулась к нему и обняла его:
– Поговори со мной, Пирс. Если ты будешь молчать, то взорвешься.
Замерев, он посмотрел на Никки:
– Ты не только юрист, но и психиатр?
Она не отреагировала на его язвительность:
– Я просто тебя выслушаю. Сердись на меня, если тебе так легче. Сейчас я единственная, кому ты можешь выговориться.
Пирсу стало стыдно. Он встал, чтобы Никки не могла к нему прикоснуться, и стал ходить по комнате. Он должен перед ней извиниться. Она провела с ним весь день, оставаясь спокойной и безмятежной, как летнее озеро в безветренный день.
Засунув руки в карманы, Пирс присел на край двуспальной кровати.
– Извини, что набросился на тебя, – произнес он. – Просто ситуация меня доконала. Мне не нравится, что я не могу ее контролировать.
– Извинения приняты. Что ты собираешься делать?
Он пожал плечами:
– Если ее выпишут, я подожду и снова обо всем ее расспрошу. Неизвестно, сколько она пробудет в больнице.
– Прости, что нагнетаю обстановку, но все-таки спрошу. А вдруг она откажется рассказать тебе правду или скажет, что ничего не знает?
– Я не уверен, что она будет врать, смотря мне в глаза. Ты видела ее лицо? Эта женщина знает, почему я не сын Эйвери. И я намерен все разузнать.
– Я не виню тебя, потому что поступила бы точно так же.
Пирс откинулся назад и оперся на локти:
– Ты обещала рассказать мне свою историю. – Он постарался избавиться от мрачного настроя. Никки была восхитительна. Невозможно представить, что бы он делал без ее помощи.
Она скрестила ноги. Посмотрев на бледно-розовые ногти на ее ногах, он вдруг вспомнил, что дело не только в его происхождении. Пирс довольно ясно выражал свои потребности и желания. Неужели Никки не ответит ему взаимностью и он обречен вечно ее желать?
Она пристально посмотрела на него:
– Ты в порядке, Пирс?
– Лучше не бывает. – Он заметил, что ей не нравится его сарказм.
– Уже и спросить нельзя?
– Не обижайся, Никки, я сейчас на нервах. Расскажи мне о себе. Я готов слушать.
Она подтянула колени к груди:
– Я выросла в церковном приюте.
На мгновение самоуверенная адвокатесса исчезла, и Пирс увидел перед собой глубоко скорбящую женщину. Но она пропала так быстро, что он подумал, не показалось ли ему.
Он сел, положив руки на колени:
– Я не знал. Мне очень жаль. Как умерли твои родители?
– Понятия не имею. Я уверена, один из них или даже оба были живы, пока мне не исполнилось тринадцать. Потому что каждый раз, когда я спрашивала, почему меня не удочеряют, мне говорили, что это невозможно. Когда же наконец это стало возможно, было уже слишком поздно. Никто не захотел удочерять угрюмую девочку-подростка.