— Само собой, что я, маленький? — осклабился молодой машинист уже в дверях. — Привет!
Крчма задумчиво разглядывал Пирка: с ранних школьных лет его широкое, с упрямым подбородком, лицо выражало убежденность этого парня в своих способностях, какую-то оптимистическую и притом вовсе не заносчивую уверенность в себе.
А как он вздохнул тогда, на свадьбе Камилла: «Да, без консерваторского образования так и останешься любителем-недоучкой». А это страшно жалко! Он еще не в том возрасте, чтобы отказываться от обучения игре на скрипке под профессиональным художественным руководством; хороших машинистов может быть тысячи, но ярко одаренных скрипачей насчитаешь едва ли десятки.
За застекленной дверью кто-то топал, стряхивая с сапог по-мартовски грязный снег. Вошел пожилой человек в толстом свитере; из-под синей форменной фуражки выглядывали уже порядком поседевшие волосы. Немного недоверчиво он посмотрел на мужчину в шляпе и зимнем пальто, который явно был здесь не к месту; кивнул Пирку — пройдем, мол, в соседнюю комнату, — но двери туда не закрыл. Крчма заметил успокаивающий жест Павла: все в порядке, этот гость — наш человек.
— Завтра ты на триста двадцать восьмом не едешь, — сказал пришедший.
— Почему?
— Вместо тебя поедет Франта Кацел.
— Ничего не понимаю. Что я сделал?
— Ты будешь нужен на активе, тебе надо выступить. Шлезингер ставит нам палки в колеса, но заменить его пока некем.
— Но почему именно я, ведь завтра мой рейс? С «Клотильдой» теперь нужно бережно обращаться…
— А Франта Кацел не какой-нибудь дуролом. Что касается начальника — пока что он наш шеф; но нам против его адвокатских штучек нужен голос того, кто машины своими руками водит. Франта не объяснит ему все так хорошо, как ты с твоими двумя аттестатами.
— И вдобавок я — последний, кому об этом следует сказать…
— Ты о чем?
— А о том, что я узнал это только от Франты Кацела!
Пронзительный свист паровика заглушил голоса в соседнем помещении — видимо, кто-то болтался на рельсах перед маневровым паровозом.
— …так чтоб вам было ясно на будущее: я не речи толкать привык, а водить паровозы…
— Не хочешь толкать речи, так нечего и разговаривать: завтра в восемь на летучку, и точка!
Мужчина в свитере вышел, нахлобучил шапку, окинул мрачным взглядом Крчму и процедил как бы в пространство:
— Честь[44]…
— Вы, конечно, слышали, что говорил Грейса, пан профессор! — сказал Пирк, вернувшись. — Но это еще не все: представьте — меня хотят послать в институт! Для того ли я во время войны учился заочно в техникуме, чтобы потом где-то согревать задом стул? Моя жизнь — машины; разве мне дадут водить паровозы, если я стану инженером? Посоветуйте, что делать?