— Проклятье, — задыхаясь произнесла она — поставить меня сюда! Всякий дурак поймет этот фокус…
Она говорила, не обращая внимания на новенькую, если не считать ее пронизавшего насквозь все лицо и фигуру Вин взгляда. Ее нежные атласные смуглые руки с блестяще отполированными коралловыми ногтями, дрожали, когда, жестикулируя, она размахивала ими над товарами, нагроможденными на четырех прилавках. Казалось, что она обращала свои проклятья на блузки, шарфы и дамские безделушки.
— О, мисс Штейн, разве вам не ясен этот прием? — возразила худощавая, очень малокровная девушка, — товары расценены так дешево, что, может быть, их можно будет сбыть.
— Взгляните на них, взгляните только, — кричала еврейка. — Разве здесь есть что-нибудь, что хотя бы одна из вас выбрала в качестве подарка? Они могли бы меня послать в подвальное помещение и дело с концом. Но я покажу ему, и ей тоже, сколько я успею сделать, раньше, чем закончится день.
Возбуждение этой эффектной женщины было настолько страстно, что Вин почувствовала, как оно передается ей. Она не знала того, что случилось, хотя остальные, видимо, это знали, сочувствуя или делая вид, что сочувствуют еврейке. Но даже она, будучи здесь чужой, могла придти к определенным заключениям.
Мисс Штейн назначили продавать вещи, которых по ее мнению, никто не станет покупать. Кто-то, обладающий властью, поставил ее в это положение, чтобы причинить ей неприятность. В этом была замешана еще одна женщина, здесь должна играть роль ревность.
— Он сказал: «это подходит для вас, мисс Штейн», — передразнивающим тоном произнес дрожащий голос еврейки. — Как бы еще так — для меня. И он дал мне эти тряпки!
— Ей будет приятно, что вы унижены, — заметила девушка с круглым красным лицом.
— Неужели вы думаете, что я не знаю этого? — гордо спросила мисс Штейн. Ее глаза наполнились слезами, которые она с досадой вытерла очень грязным носовым платком, сильно контрастировавшим с ее прошедшими через маникюр руками. — Здесь нечего делать, но я расстрою всю эту махинацию, прежде, чем им удастся уничтожить меня.
— Вы не сделаете это именно теперь! — воскликнула малокровная девица.
— Не сделаю? Посмотрим! Мне наплевать на то, что случится со мной после сегодняшнего дня.
Уши у Вин горели, как если бы кто-нибудь надрал их. Прошло несколько минут. Она не могла обратиться за помощью, за справками относительно предстоящих ей обязанностей. Если бы она задала вопрос, что ей делать, к ней отнеслись бы недоброжелательно, или даже того хуже. Мистер Меггисон сказал, что отделение двухчасовой распродажи со скидкой будет «испытанием». В таком случае, она потерпит позорное поражение, а она не хочет этого. Но ей не хотелось также, чтобы потерпела поражение и прекрасная еврейка. Ее волнение было не совсем эгоистичным. «Испытание». Неужели нет ничего, что она могла бы сделать для своей и общей пользы?