– Будет сделано, княжна.
Ночью Свобода охотилась с матушкой, как встарь. Они сидели у костра, пекли утку и ели её с медово-клюквенной приправой, и в груди девушки разливалась пронзительная и светлая грусть, острая, как лесной осенний воздух. Последние годы, полные тоски по матушке, сползли с души, как тяжёлые слои одежды, Свобода будто вернулась в прошлое, где не было сиротливой пустоты под сердцем, ледяного склепа и хрустального гроба. Вместо этого вокруг раскинулся лес, залитый седой от тумана зарёй и пропитанный звонкой и чистой тишиной, а в тёмной глубине глаз матушки пряталась печальная мудрость.
Серый свет осеннего утра разлучил её с матушкой. Свобода долго сидела в постели с закрытыми глазами, понурив голову, слегка плывшую в отголосках сна, а Яблонька уже хлопотала вокруг:
– Банька готова, госпожа! Только тебя и ждёт! Венички берёзовые и дубовые, отвар душистый, квасок холодненький! Пышут жаром камушки, переговариваются: «Ох, водички бы на нас кто пролил!» А дровишки в печке им вторят: «Ох, жарко, жарко и нам!» Идём, княжна, потешь свою душеньку и тело своё от забот и тягот освободи!
Ласковой присказкой, сочным словцом, ясным бисером сыпала Яблонька, мягко заставляя Свободу воспрянуть навстречу новому дню. Она была простая и добрая, как пыхтящая в горшке молочная каша, речь её струилась ручейком по круглым камушкам, и веяло от слов хлебным, земным теплом. Тут хочешь не хочешь, а проснёшься и улыбнёшься, как от солнечного луча, хоть за окном и раскинулась серая осенняя хмарь.
Свобода позвала париться всех своих девушек. Щебечущей стайкой они толпились в предбаннике, разоблачаясь; Свобода тоже разделась, а кольцо сняла и положила на столик, чтобы оно ненароком не соскользнуло с мокрого пальца и не закатилось в щель меж упруго прогибающихся половиц. Под полом была яма для стока воды; ежели кольцо туда упадёт – не сыщешь.
Растянувшись на подстилке из душистого сена, Свобода позволяла банному пару прогревать её до косточек и выводить из тела накопившееся утомление. Она подставляла бока веникам, а травяной отвар, шипя на раскалённых камнях, наполнял парилку целебным духом лугового простора.
Когда она, закутавшись в простыню, выходила в предбанник испить квасу, кольцо как ни в чём не бывало лежало на столике. Освежившись и восполнив потерянную с потом влагу, Свобода вернулась в парилку на второй заход, а потом пошла мыться. Разморённая, слегка отяжелевшая, она подставила своё тело липовым мочалкам, которыми девушки её рьяно растирали. Мочало источало медово-тонкий, щемящий запах липового цвета. Свои чудесные волосы княжна промыла в древесном щёлоке пополам с отваром мыльного корня и ополоснула настоем крапивы. Сушиться им предстояло долго, у горячей печки.