Раньше у Катаржины не было зажигалки, и она была красивая, как мадонна с картинки, висящей у нее на шее. Но однажды гауптманн Вилли увел ее, и она вернулась только к вечеру. Вся бледная и дрожащая, словно сдавала кровь, но на руке у не не было следов укола.
А потом она была дежурной на кухне и пролила на себя кастрюлю с брюквой. Девушка выжила и осталась. Хотя Эльза и орала, что отправит ее в Дахау. И вот теперь она зарабатывает хлеб и брюкву на зажигалке. Старшие мальчики иногда курят всякую гадость.
После сказок Христины я вижу во сне маму. Вернее ее руки. Мама нажимает на черные и белые клавиши, и они звенят то ручьем, то поют как птица. «А теперь ты, Егорушка» — я уже могу играть пока простые гаммы, а так хочется научиться играть мамин смех.
Последнее, что я помню о маме, это попавший под бомбежку поезд, мы бежим из теплушек, но укрыться негде, вокруг поля. Слышится противный вой снижающегося самолета, мама толкает меня на землю и укрывает собой. Тяжело дышать, я с третьей попытки выползаю из-под тяжелого маминого тела. И вижу только темное в синий цветочек платье, мамины плечи и все. Там где была голова с прекрасными уложенными крест-на крест косами, кровавое месиво. Кто-то берет меня за руку и мы куда — то идем, как оказалось навстречу фашисткой танковой колонне.
А я все слышу мамин голос: «Сынок, ты непременно будешь музыкантом!»
Часто я просыпаюсь от того, что пальцы мои и во сне двигаются. То ли играют мелодию, то ли собирают гранаты.
День за днем все стараются сделать норму, а я делаю две. Поэтому меня редко отправляют на сдачу крови. Иштван так и не вернулся, на его месте дерганый мальчик Гонзик. Он уже два раза был замечен на воровстве хлеба, и скоро его найдут с мешком на голове, и это справедливо.
А потом пришел тот страшный день. Гауптаман ходил по цеху один, от него ужасно воняло. Он поднимал с мест ребят и ощупывал их. При этом грязно ругаясь, он поднял Христину с места и довольно зацокал языком — Я, я..
Он схватил ее за руку, и я увидел, как зажатым в левом кулачке запалом, девочка пыталась проткнуть горло врага.
Жесткий воротник мундира спас гауптманна от неминуемой смерти, он оттолкнул Христю, та упала, и фашист выстрелил ей в живот, два раза.
Мы с мальчишками почти бегом отнесли ее в барак.
Ночью, когда я прилег с ней рядом на нары, то ощутил, как горит, словно огнем, ее маленькое, хрупкое тело. Она то просила пить, то звала какую-то Настю. Я вспомнил, что так звали куклу, которую перед войной привез ей из города отец. Куклу отобрали при приезде, в пересылке.