– Спасибо, хорошо. Только в клетке держали, плохо кормили и кровь часто из вены брали, рука до сих пор болит…
– Вот суки… – скрипнул зубами Айс и добавил: – А это ведь я попросил Марка за тобой приглядеть! – и улыбнулся, протягивая руку: – Я, кстати, Айс – его хороший друг и боевой товарищ! Мы в одном отряде служили!
– Очень приятно, – Бетти тоже улыбнулась, пожала руку. Ее маленькая ручка буквально утонула в широкой ладони Айса, вдвое, а то и в два с половиной раза превосходящей по размеру.
– Ладно, – следом произнес тот и вздохнул: – Бетти, Сид, все понимаю, не виделись сто лет, но просьба такая: побыстрее – времени впритык…
– Успеем, – заверил я и опустился на колени рядом с дочкой, стащил темный респиратор, крепко, горячо обнял. Несмотря на годы, сделавшие из упертого подростка взрослую сознательную девушку, от нее пахло так же прекрасно, как и пять лет назад. Ее горячий лоб, чуть запачканный копотью, согревал шею, а руки, обнимающие пока еще робко, неуверенно, словно возвращали в прошлое, домой, где нет всего этого кошмара. – Принцесса моя, узнала меня, доченька, узнала все-таки отца! А я так боялся, так боялся, что ты забудешь… Я ведь и фотографию твою, как икону, у сердца все эти годы проносил, не расставался с ней! Всюду ты была со мной! И вот наконец-то… Бог мой… Бетти… встретились…
Дочка крепче обняла, зарыдала. Я приподнял ее за подбородок, утер щеки, расцеловал, опять обнял, проговаривая:
– Свела нас с тобой судьба, родная моя… – на последнем слове запнулся, поджал губы, заплакал. Неумолимая боль в сердце, мучающая все это время, стала понемногу затихать, а в душе – зарождаться потерянный еще в той, далекой жизни, покой, что может обрести только родитель, наконец-то отыскавший дитя вопреки всему.
– Ты плачь, моя хорошая, плачь… – убаюкивал, словно младенца, приглаживал взлохмаченные волосы, – выплачься, не надо в себе больше ничего держать… не надо…
– Пап… – захлебываясь слезами и вздрагивая от переполняющих эмоций, проговорила Бетти, – я уже думала, что никогда тебя не увижу!.. Думала…
– …погиб? – закончил за нее и, поцеловав мокрые волосы, продолжил: – Маленькая ты моя, ну надо же было такое придумать… что ты? Куда я от тебя денусь? Я ж живучий у тебя, как таракан! – и захихикал, а потом с добрым укором: – А ты папку своего к покойникам записываешь. Эх ты…
– Прости меня, папуль… – смутилась дочка, вжалась, как замерзший котенок. Сердце билось ярко, звонко. – Не смей меня больше оставлять! – и несильно стукнула кулачком. – Обещаешь?.. – заглянула в глаза. Бетти выглядела совсем как на фотографии и, казалось, ничуть не поменялась, разве что лицо стало взрослее, не сохранило больше ничего детского. И лишь взгляд по-прежнему оставался неизменным, ласковым и светился счастьем, словно все пережитое никак не отразилось на ней, не пронзило жестоким холодом реальности.