— Вот, — сказал он, притащив пулемет, — исправь-ка это ружьишко, отлично поохотимся!
Фюнфкиндер опустил голову. Чинить пулемет отказался. Ну и обозлился же Власыч:
— Ах вон ты какой! И в плену заодно с гитлеровцами! Нам помогать не желаешь, значит, против нас? Немец есть немец, как его ни уважь — не будет он наш! Убью гада. Не могу вместе с ним дышать одной атмосферой!
Ленька стоял, опустив руки, не зная, как защитить Фюнфкиндера. Вмешался Фролов:
— А чего ты кипятишься, Власыч? Нельзя заставить пленных воевать против своих, таков закон.
— Мы, партизаны, сами вне закона. Если ему Гитлер милей своей жизни, какой может быть разговор?
— Правильно! Верно! — поддержали старики партизаны. — Если ему фашисты дороже нашего товарищества, зачем он нам нужен?
— Да что вы пристали к нему? — вмешалась вдруг старая-престарая бабка Марья, мать Власыча. — Что он, профессор какой во всем, как вы, разбираться? Обыкновенная несознательность. Боится — уважит он вас, починит ружье, а вы пальнете, да в его товарища. В самолетах-то не одни гитлеры летят. Немцы разные бывают. Так-то.
— А нам разбираться некогда. Они-то нас — старого-малого подряд бьют, мамаша!
— Вот на то мы и русские, что виноватого от безвинного отличить можем! Не расходись, Петяшка, имей человеческую совесть! — прикрикнула старуха на своего седовласого сына, как на мальчишку.
— А вы бы его, мамаша, в сознательность привели, где его совесть, да!
— Экой ты скорый. Ты сколько лет при Советской власти жил? Ну то-то, а он нисколечко. Откуда же ему взять все в толк сразу? К таким снисходительность надо иметь, терпенье!
— Ох, не стерплю! Чую, не даст стерпеть ретивое!
С ворчанием Власыч принялся за починку пулемета, отобрав у немца весь инструмент.
А Фюнфкиндер понял, наверное, что Власыч — его смерть. Глядеть на него боялся. Старался скрыться среди женщин и ребятишек. Женщинам понаделал из алюминиевых листов с разбитых самолетов кастрюли-самоварки, бездымные жаровни, чтобы дымом лагеря не выдавать. Мальчишкам понаделал ножиков складных. Блесен для ловли щук смастерил. Девчонкам серьги, колечки. Трудился не переставая. И постепенно стал всем нужен.
Угодил и старикам, смастерив портсигары из небьющегося стекла.
Власыч по-прежнему косился злым взглядом, но больше не задевал. Только ворчал иногда:
— Постойте, вот убежит, карателей приведет, тогда вспомните мои слова, да поздно!
Ленька посмеивался. Он готовил еще один сюрприз — починял вместе с Фюнфкиндером рацию, снятую с самолета. Вот будет чудо, когда станут слушать Москву!
У ребят с Фюнфкиндером завелись и не такие тайны.