— Неужели убили? Что-то теперь будет? — крестятся при мысли об этом неведомом будущем.
Гришутка лежит. Мученической кончиной грехи искупил.
Чуть свет начальство понаехало.
— Звери — не люди! Что с парнем сделали, — ужаснулся становой. — Ну, берегитесь теперь у меня, дьяволы! Мне неприятности, а себе беды натворили.
На разбор дела опустим завесу!
Стоят понуро трое зачинщиков. Руки крепко за спиной связаны. Впереди — главный из них, Влас. Сейчас его увезут.
Простоволосая, босая, с грудным ребенком на руках бежит Арина.
— Влас, родной, дорогой! А я как же? А Васютка?
Всех растолкала, свободной рукой охватила его шею, к груди с ребенком прижалась, плачет, причитает.
Дрогнул и Влас. Слезы из глаз полились, Арине волосы и лицо смочили.
Обнять бы, прижать, приласкать на прощанье, да руки за спиной связаны…
Слезы бегут и бегут… и от волнения слова сказать не может…
Оторвали Арину… Усадили арестантов… Тронулись…
— Влас! — воплем вдогонку несется.
Оглянулся. Ариша его за телегой бежит, ребенка протягивает, а сама, как полотно, белая… Разжались ослабевшие руки, упал ребенок… за ним мать грохнулась…
По лошадям ударили; поднявшаяся пыль скрыла от Власа жену и ребенка.
— Эх, сердце! Что не остановилось тогда, не замерло навек!
* * *
Стонет, мечется на постели Потехин. Из груди вздох — крик вырвался… Проснулся. Взглянул на икону; под мигающим светом лампады лик Богоматери ласково, кротко улыбается.
Блещут почти без перерыва молнии, раскаты грома, следуя один за другим, сливаются в непрерывный, зловещий гул.
— Суд Божий, — тихо произносят уста.
Встал… Долго, до устали ходил по своей обширной спальне.
Душно. Открыть бы окно, да дождь в стекла целыми потоками бьет. Выпил залпом большой стакан воды, который всегда ставили ему на ночной столик, несколько успокоился. Снова лег… забылся скоро, уснул.
Гроза затихать стала; дождь прекратился; воздух посвежел.
Спит богатый купец, но дух его опять во власти тяжелого кошмарного сна. Нахмурились седые брови, глубокая складка залегла между ними, углы рта опустились.
Что же с ним? Не снова ли Пестровка снится?
Нет!..
Снится, видится купцу именитому лес дремучий, страшный! Не только дороги, но и тропинки в нем нет настоящей, а те, которые есть, зверями дикими протоптаны. Не заглядывает сюда человек по доброй воле, особенно теперь, в глухую осень. Непрерывно целый день потоком льет дождь, и даже гуща дерев не спасает от него двух забредших сюда несчастных.
В самой чаще леса, далеко от каких бы то ни было тропинок, целиной пробираются два оборванца.
Ноги босые, на плечах подобие одежды, руки и лица посиневшие, исцарапанные… Промокли до костей. Еле бредут, а тут еще мокрые травы да молодые поросли ноги обвивают и путают. Один из них, если бы выпрямил стан, богатырем бы показался; другой — маленький, тщедушный, в чем только душа держится. Согнулся в дугу, кашляет, спотыкается.