Нежится и отдыхает в волнах воспоминаний девичья душа.
Вот соскользнул к плечу широкий рукав и в полумраке кельи обрисовалась белая, полная ручка.
Невольно сама залюбовалась красотой ее линий и розоватым мрамором кожи.
Улыбнулась и опять замечталась…
Постепенно замирали мысли…
Истома, предвестница сна, охватывала усталые члены.
В ее засыпающем мозгу зарисовывается картина празднично убранной церкви.
Венчики икон обвиты цветами, горят паникадила, воздух густо напоен ладаном и запахом воска горящих свечей, путь к алтарю усыпан зеленью.
Лучи солнца золотыми искрами прорезают облака фимиама, оживляют позолоту иконостаса, скользят по молящимся.
На амвоне две старших монахини, своими черными мантиями прикрывают всю в белом, коленопреклонную юную девушку, готовящуюся произнести страшный обет — умереть для мира.
На клиросе поет хор.
В темном углу безутешно рыдает распростертая на полу женщина.
Она знает, что вот-вот услышит, как дочь отречется от нее, а затем не пройдет и часа, как ее юную любимую красавицу Дашу на длинный, длинный ряд лет запрут в гробу-келье.
— Боже мой, Боже! Не ведает мое дитятко, что творит. Наступит час сожаления, откроются глаза и уши, остававшиеся так долго слепыми и глухими к ее материнским просьбам и увещаниям. Сейчас не хочет видеть она ее слез и слышать ее мольбы.
Врагом считает мать родную.
Недоброжелательно косятся на рыдающую мать монахини. Строго смотрят с икон глаза угодников, а там на амвоне же начался роковой обряд… Проснулась молодая монахиня, вздрогнула, приподнялась на постели. С ужасом всматривается во мглу кельи, с губ сбежала улыбка, потухшие разом глаза наполнились слезами. Вскочила… отчаянно заломила руки… Не могу! Не могу жить одна! Это так страшно! О, как невыносимо тяжело!.. Гриша мой! Видишь ли ты, понимаешь ли ты все это?
Мама моя, мама! Приди, вырви меня отсюда!.. Спаси меня!..
Слезы градом катились из глаз.
… Я не смею думать о земном, не смею даже плакать… Я — монахиня!
Нет возле меня живой души… Все одна… одна… Как это ужасно!
Ты там не знаешь, Гриша, как мне тут холодно, тесно, душно…
Но нет-нет! Ты знаешь, ты видишь, слышишь меня!
Я не хочу думать о том невыразимом ужасе, не хочу помнить рассказов…
Тот несчастный страдалец… ведь это не ты — не ты?
В моей памяти и снах ты остался живой, веселый, ласковый.
Боже милостивый! Прости его и помилуй! И не оставь меня в моем одиночестве. За что отступился от меня мой ангел-хранитель? За что Ты покинул меня милостью своею?
Боже мой, Боже! Молюсь Тебе, зову Тебя из последних сил, услышь, помоги!.. Одна, все одна!..