— Отчасти. Во всяком случае, я позаботился о том, чтобы мои дочери принимали таблетки.
— Таблетки?
— А по-вашему, лучше, чтобы они в шестнадцать, семнадцать, да хоть бы и в восемнадцать лет принесли в подоле ребенка?
— Разве они живут уже с мужчинами?
— Живут или не живут — я не знаю. Но я им сказал: вы уже взрослые и пусть у вас не будет страха перед этим делом, только не всякого к себе подпускайте.
— Вот это правильно.
— Моя жена, конечно, смотрит на это иначе. Она ведь из Женевы. Кальвин.
— Чем тебе не нравится Кальвин?
— Этот реформатор! Молись и трудись. Лишь бы не пользоваться жизнью. Поэтому в Женеве самые богатые банкиры.
— Благодаря Кальвину?
— Молись и трудись! Куда же тогда девать деньги?
— Ага! Но ты счастлив со своей женой?
— Да, пожалуй. Я над этим не задумываюсь. Прожив двадцать пять лет…
— И вдруг такой удар!
— Девчонка объявится. Может, ей вздумалось заглянуть в какой-нибудь погребок, к битлам, — ведь молодежь теперь просто помешана на всей этой ерунде — бит-ритмы, экстаз, полет души и тому подобное.
— Смотри-ка, а ты, оказывается, разбираешься. Молодец…
— Когда есть дети…
— И что они там делают, в этих погребках?
— Вот я как раз и хочу сказать: может, ей дали там ЛСД, гашиш или еще какую-нибудь гадость и теперь она в трансе…
— Но ты не должен смотреть на это сквозь пальцы!
— Разумеется, я с этим покончу. Само собой. Но бороться против этого трудно. То есть бороться, понятно, можно. Можно наорать и запретить. Только потом неизвестно, откуда берутся девки-кликуши и парни-дебоширы.
— Должен тебе сказать — ты мне все больше нравишься. Я уверен, ты мог бы помочь и мне.
— Может, и мог бы, — ответил Кауц. — Ну так что же — вы окончательно решили продать магазин?
— Я этого не говорил…
— А Клара, ваша жена?
— Я же тебе объяснял, что взялся за дело не с того конца. У меня нет ни малейших шансов. Виноват кругом я один. Придется выкладывать денежки.
— Клара уличила вас в измене? Есть свидетели?
— В изменах, дорогой мой!
— Значит, ей удалось это доказать?
— Да зачем? Я сам признался. Неоднократно и при свидетелях. Мол, спал с другими бабами сто двадцать раз.
— Прихвастнули немножко?
— По правде говоря… Карло, повтори джин с тоником!
— Мне не надо, — сказал Кауц.
— По правде говоря…
— Понимаю.
— Ни черта ты не понимаешь. И Клара тоже не понимает. И ее адвокат не понимает. И я сам не понимаю.
— Но я-то понял. Я же не Клара. Между нами, мужчинами, господин Голь: вы вообще ни с одной не спали, кроме Клары?
— Но мог бы…
— Да, да…
— Что это еще за «да, да»? Может, тебе нужны доказательства? Вот, пожалуйста, номер телефона одной бабы. Позвони и скажи, что я заеду к ней через часок. Сам почувствуешь по голосу, как она в меня влюблена.