— Надеюсь, вы поняли, чего я ожидаю?
— Нет, — сказал Хойссер. — Я понял только, что вы надеетесь на победу американцев во Вьетнаме.
— Я ожидаю, что политический раздел «Миттагблатта» вернется в свою прежнюю колею.
— Вы, должно быть, шутите.
— Я ожидаю, что «Миттагблатт» будет публиковать исключительно последние новости. Без оценок!
— Ни одна газета в мире не публикует сообщений без оценок, господин директор.
— Я предлагаю, чтобы каждой политической партии была дана возможность высказать свое мнение. Пусть в газете ежедневно появляется комментарий по вопросам внутренней и внешней политики, написанный представителем какой-нибудь одной политической партии.
— И Партии труда в том числе?
— Нам давно известно, чего хотят коммунисты.
— Нам давно известно и то, чего хотят либералы.
— Я не против вашего желания дать слово коммунистам. Но тогда извольте сделать примечание, что это мнение коммунистов, которого редакция не одобряет.
— Такие примечания придется делать всякий раз. Я, разумеется, сообщу ваше пожелание главному.
— Это не обязательно.
— Как понять вас?
— То, что я вам сказал, не пожелание.
— А что же?
— Вполне четкое указание.
— Другими словами, коммерческая дирекция вмешивается в редакционные вопросы?
— Сколько вы у нас получаете?
— Три тысячи пятьсот.
— А на представительские расходы?
— Двести, — сказал Хойссер.
— В «Миттагблатт» мы вколотили восемнадцать миллионов — на сегодняшний день. Вам эта цифра ничего не говорит?
— Это большие деньги.
— Тиражи снизились, уменьшилось и число помещаемых у нас объявлений. Причины понятны: для рядового читателя газета стала слишком претенциозна, слишком сложна, а для солидного человека, желающего напечатать объявление, стала неприемлема политическая тенденция газеты. Нельзя поносить общество потребления, а самому в то же время производить продукт потребления.
— Всем нам приходится уживаться с этим противоречием, — ответил Хойссер.
— Вы знаете Зайлера? — спросил фон Кенель.
— Еще бы.
— Что вы против него имеете?
— Ничего не имею — ни за, ни против.
— Вам с ним не будет трудно?
— Вы хотите сказать, что Зайлер вернется?
— Именно.
— Неужели у этого типа нет ни капли самолюбия?
— Зайлер — газетчик до мозга костей. Он погибнет, если лишится возможности делать газету. Зайлер…
— Зайлер, — перебил Хойссер, — не газетчик, а сочинитель кровавых скабрезных историй…
— «Экспресс» приглашает его на работу.
— Они же дали ему пинка под зад.
— Это была ошибка.
— И вы предложили ему больше, чем «Экспресс»?
— Конечно. Я был вынужден.
— А что говорит по этому поводу Эпштейн?
— Эпштейн от нас уходит.