Начало пробрасывать снегом. Небо вдавилось в сопки. Ветер заметался по двору. Клочки сена прижались под стену амбара.
Андрей застегнул куртку, надвинул поглубже шапку и, глядя под ноги, поплелся в зимовье. Хозяйка была там — возилась с печкой. Андрей вытер сапоги о толстую тряпку, расстегнул куртку и уселся на край скамьи рядом с прикрученным сепаратором. Хозяйка посмотрела на Андрея, вытерла руки о край подола и спросила:
— Уже, милок, наработался?
Андрей стянул с головы ушанку, положил ее перед собой на узкий стол, развязал бантик тесемок.
Хозяйка отвернулась и застучала чугунками.
— Может, за фельдшером сбегать? — сказал Андрей громко. — На центральную усадьбу?
Она живо повернулась и уставилась на него неподвижными, вылинявшими, бессмысленными глазами.
— За фельдшером, — повторил он. — Понимаете, за фельдшером!
— А скотину кто кормить будет? — спросила она, надвигаясь на Андрея. — Ты же обещался.
Андрей прижался спиной к стене. Задетый его локтем сепаратор лязгнул.
— Как обедати — так первой, а как подмогнуть по хозяйству, так в кусты!
— Ладно, ладно… Успокойтесь…
— То-то… — хозяйка вернулась к печке и энергично загремела чугунками.
Ему стало нестерпимо душно, и он, навалившись всем телом на тугую дверь, вырвался во двор.
Ветер стих. Повалил крупный снег. Он степенно ложился на землю, на черные доски, на крышу зимовья.
Андрей закрыл глаза, подставив лицо под снегопад, и побрел к дому. Но дойдя до крыльца, опять остановился. Посмотрел на часы. Светлого времени осталось в обрез. Он потрогал ноющее колено и вышел за ворота.
На сером фоне долины медленно скользили хлопья, и казалось, они светятся изнутри. Дальних сопок уже не было видно совсем. Квадратными пятнами темнели молчаливые избы, и где-то там, должно быть, уже белела дорога, по которой два дня назад уехал Семен Карпович…