— Ты часто бываешь на скачках? — интересуюсь я.
— Да. Хотя не так часто устраиваются скачки, чтобы убить целый день и вечер, наблюдая за пиком их возможностей.
— Эта лошадь придет первой, если ее выбрать? — спрашиваю я, указывая на красивого черного жеребца с белой звездочкой на лбу.
— Я бы не советовал, — отвечает он.
— Нет? Ты можешь мне порекомендовать другую? — с любопытством интересуюсь я. Стелла попросила меня поставить и за нее тоже.
— Последним выступает Арабский скакун, — отвечает он, указывая на лоснящийся корпус, цвета шоколада, коня, гордо вскидывавшего голову.
— И сколько мне следует на него поставить? — спрашиваю я.
— Все, что у тебя есть, — серьезно отвечает он.
Я раскрываю рот от удивления, наклонившись шепчу:
— Ты хочешь сказать, что заранее уверен, что он выиграет?
— Не всегда, но этот однозначно.
Я смотрю на него в недоумении. Он выглядит таким красивым, таким эффектным.
— Откуда ты знаешь, что именно этот скакун выиграет гонку?
— Заплатив другим жокеям, чтобы они не выиграли.
— О Господи, — задыхаюсь я. Я никогда еще не видела ни одного человека, который бы был таким расслабленным, сам себе подписывая уголовный приговор.
Он смотрит на меня с любопытством.
— Чем ты так шокирована?
— Я потрясена, — шепчу с отчаяньем.
Он, кажется, удивленным.
— Почему? Все самые важные события в этом мире заранее предрешены. Начиная от цен на золото (дважды в день), ставки по ипотечным кредитам и в какой стране будет проходить Олимпиада. Те результаты, которые ты видишь в Google всего лишь манипуляции. Это коррупция, но так хорошо завуалированная, что ты никогда не узнаешь о ней.
— Почему ты не можешь остановиться, Зейн, у тебя же есть уже достаточно денег? Зачем тебе еще? — спрашиваю я с сожалением.
Он протягивает руку и убирает выбившуюся прядь с моей щеки.
— Если ты вошла в мафию, — говорит он, — то становишься акулой. Акула должна все время двигаться вперед, также как и дышать, чтобы выжить. Мы должны постоянно развиваться. Поглощать больше, чем в состоянии переварить.
Если бы великие империи не поглощали более слабых и молодых, чтобы расширяться, то они бы столько не просуществовали, а умирали бы долго и мучительно. Как правило, в моей сфере — смерть обычно жестокая, но быстрая.
— Жизнь, которую ты выбрал слишком опасна. Я боюсь за тебя, — шепчу я, в голосе слышится страх.
— Я на самом деле имел ввиду то, что говорил — лучше умереть насильственной смертью как лев, нежели вечно жить в дерьме как крыса.
— Знаю, ты говорил, что тогда у тебя не было выбора с этим жестоким миром, но сейчас у тебя есть выбор. Ты можешь все прекратить. Ты можешь выйти из своего жестокого мира.