- Вот-вот, примерно так, - засмеялся мальчик, и темнота эхом подхватила его смех.
Все трое подняли головы, всматриваясь во мрак.
- Это прямо шабаш какой-то, - продолжила темнота, грузно ворочаясь где-то то ли недалеко впереди, то ли за самой спиной.
- Роберт! - обрадовался Мэтт.
Лукаш с Аей переглянулись.
- Я, - отозвался большой чёрный с проседью волк, выходя из тени и садясь поближе к сверкающей теперь уже белым горке. Шерсть его была мокрой и пахла метелью и снегом. - Я слышал, у вас тут консилиум о самодостаточности и одиночестве.
Он широко, белозубо улыбнулся, и от этой чисто человеческой улыбки сверху вниз волной пошла метаморфоза. Ничуть не смущаясь своей бывшей волчьей, а теперь уже человеческой наготы, Роберт выставил руку ладонью вперёд, показывая, что, мол, вот он, сейчас, и по-волчьи передёрнул плечами, стряхивая с них воду, а потом подмигнул остальным под шелест образующейся на нём одежды:
- Ну что, продолжим про одиночество? Кто найдёт хотя бы один аргумент за то, что мы тут у себя в отрыве от человечества жутко одиноки, на целых полчаса заслужит моё уважение. Ну, и, чтобы интереснее было играть, я разрешу моей Море не интересоваться данной персоной.
Видимо, чтобы слова его не казались пустой болтовнёй, темнота вокруг посветлела, обнажая невозможную сюрреалистическую картину: вокруг пятачка, на котором они сидели, лежала, свернувшись калачиком, как сытый ленивый чёрный кот, и смотрела на них глазами цвета сгустившегося космического мрака принадлежащая Роберту Мора. Пасть её, в которой с лёгкостью могла бы поместиться вся их компания, была приоткрыта в усмешке, - точь-в-точь такой же, как у хозяина.
Лукаш оживился и заулыбался. Ая бросила встревоженный взгляд на Мэтта, но тот совсем по-взрослому вздохнул и сказал:
- Кому много дано, с того много и спрашивается. Когда видишь весь мир, выходит, что ты один на один с этим миром, как бы он при этом ни выглядел - даже если окружение твоё сильно смахивает на тебя. Вот и здравствуй, одиночество реализата. Да и вообще одиночество.
- Неплохо, - кивнул Роберт, и Мора согласилась, качнув огромной чёрной головой.
- А мне не хватает Бенжи, - сказала Ая, кутаясь в проявляющуюся на плечах шаль. - И я даже готова обозвать это одиночеством.
- Вряд ли это можно обозвать одиночеством, - возразил Роберт. - Это, скорее, наоборот.
- Что значит наоборот? - не поняла Ая.
- Что когда ты кого-нибудь любишь, это делает тебя открытым хотя бы по отношению к нему. А где есть открытость, там нет одиночества.
При этих словах огромная чёрная голова чудовища довольно ухмыльнулась, показывая частокол острых белых зубов, и глаза её сузились.