О любви. Истории и рассказы (Степнова, Антология) - страница 247

Никакого плана, как провести этот день, у меня не было. Напившись кофе, я решил прогуляться. От побережья, где выстроились в ряд отели, вверх к горам уходила дорога, вдоль которой располагались одно-двухэтажные дома с небольшими патио, заставленными кадками с цветами. Я отправился по ней. Время от времени мои кроссовки ловили узорчатые тени мандариновых деревьев, могучих платанов или сосен, а слух – греческую речь, раздававшуюся из-за приоткрытых окон. Чем выше я поднимался, тем реже встречались дома, эти уже походили на королевские дворцы, неприступно взиравшие из-за высоких глухих заборов. Скоро и они пропали. Дорога сменилась лесной тропинкой. Я поднимался и поднимался и все не мог нарадоваться, что жив, что мое тело, молодое, двадцатишестилетнее, милостиво возвращено назад (пусть и без нескольких килограммов). Разминая мышцы, я прыгал через коряги, подтягивался на ветках, швырял шишки в стволы старых сосен.

Появились оливковые рощи. Древние оливы с глубокими морщинами раскоряченных стволов плавились на южном солнце. Снимать их в таком освещении было бесполезно, но я все равно сделал пару фотографий. Снял я и море, поблескивавшее далеко внизу между моими покрывшимися пылью кроссовками, и непонятную птицу, уставившуюся на меня с огромного камня, зависшего над бездной. А еще – два необыкновенно высоких кипариса, тщетно ловивших треугольными вершинами полуденное солнце. Снимал я для себя будущего, старого, умудренного жизнью, что наверняка будет скучать по таким вот летним дням.

Цикады усилили громкость, подступив к предельным децибелам. Жара вошла в пике. Пот множеством ручейков стекал по мне, заползал в глаза, уши, во все складки, которые еще сохранило отощавшее тело. С каждым шагом я шел все медленнее, тяжелее. А потом силы кончились. Внезапно. Точно их кто-то выключил. Опустившись в тень миртового дерева, я прислонился к его стволу, допил воду из пластиковой бутылки и прикрыл глаза. Все-таки я еще был слаб. Сон сморил меня мгновенно…

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, увидел перед собой очень старую худую гречанку. Она улыбалась и что-то говорила мне. Седые волосы старушки были собраны на затылке в тугой пучок. Несмотря на жару, на ней была теплая безрукавка с вышитыми птицами, когда-то, по-видимому, синяя, теперь же и цвет, и рисунок почти стерлись. Из-под длинной юбки выглядывали старенькие тапочки. Одной рукой старушка держала за веревку козу с удивительно недружелюбным взглядом, а другой пыталась меня поднять, что-то при этом приговаривая ласково, но настойчиво. Я встал на ноги, улыбнулся ей и хотел было отправиться назад, вниз, но старушка продолжала что-то говорить, показывая головой вправо вверх – дескать, пойдем, пойдем.