Венецианский контракт (Фьорато) - страница 151

На мгновенье Аннибал снова почувствовал себя восьмилетним мальчиком, брошенным, оставленным, но он кивнул, радуясь, что лицо его спрятано за маской.

– Конечно, знал, – отрезал он. – Я просто хотел убедиться, что все прошло благополучно.

Он сразу же ушел, раздраженный насупившимся лицом гнома, который уставился на него из своего укрытия.

Пересекая лужайку, он почувствовал невероятное облегчение. Он и не помышлял больше о той близости с Фейрой, о которой мечтал когда-то; но, возможно, со временем они снова станут друзьями? Аннибал принялся убеждать себя в том, что, как только сядет с ней рядом, как раньше, посмотрит ей в лицо и поговорит с ней о том, что было важно для них обоих, он снова будет счастлив. На полпути он остановился. Он пойдет к ней прямо сейчас, постучится в дверь и попросит её прийти к нему.

Вдруг он заметил колодец – бледное пятно в темноте. Лев с закрытой книгой в лапах взглянул на него пустыми каменными глазами. Внезапно схватившись за голову, он побежал – не к дому Фейры, а к своему.

Аннибал распахнул дверь и взбежал по лестнице наверх, сорвав с себя маску. Он нагнулся возле кровати и поднял половицы, под которыми хранилось богатство Касонов. Доски легко поддались, словно их положили на место совсем недавно. Под ними было пусто, ларец исчез.

В отчаянии Аннибал опустил голову, прижавшись к половицам. С его шеи свисал золотой ключ, ставший вдруг совершенно бесполезным.

Аннибал не знал, что делать. Как ни странно, после исчезновения матери пропасть между ним и Фейрой только увеличилась. От его богатства не осталось ни гроша. Монетки, завалявшиеся в карманах, позволят продержаться не больше двух-трёх дней. Из-за его матери больница Святого Варфоломея вместе с его утопическим островом не смогут продержаться даже до конца недели.

Семьям придется вернуться домой, мёртвые и умирающие останутся здесь, а сёстры отправятся в Мираколи. Он не знал, что станется с Фейрой – вероятно, ему придётся отвезти её на материк и найти корабль в Турцию, плывущий, возможно, из Анконы или Равенны. Он проклинал себя за то, что поверил матери, – поверил, что она может измениться.

Не находя иного выхода, он попросил Фейру зайти к нему вечером, надеясь, что его решимость не ослабеет при виде её милого лица.

Девушка пришла, как он просил, но не села на свой стул, зная, кто занимал его в её отсутствие. Она осталась стоять, отметив с грустью, что впервые с тех пор, как они проводили вечера наедине в этом доме, он не снял маску. И она тоже.

– Во-первых, – произнёс человек-птица подавленно, – позвольте мне успокоить вас. Я не собираюсь повторять предложение, которое сделал вам недавно.