– Пусть сперва поймают.
– Обязательно поймают.
Говард печально улыбнулся.
– Энтони, мой старый добрый друг, я уже мертв. Моя душа мертва, и тело тоже скоро умрет.
Он встал, аккуратно отодвинул стул и вышел из кухни фермерского дома, насвистывая песенку, которую Энтони не слышал много лет, – танцевальный мотивчик времен их студенческой юности.
Свист, веселая песенка, небрежный вид, с которым друг подписал свой смертный приговор… Те жуткие вещи, что они видели и делали вместе, беспощадность происходящего, все, о чем Энтони запрещал себе думать, чтобы продержаться, – беспомощная тоска по Элеонор и дочерям, одну из которых, Элис, он никогда не видел, – теперь это угрожало поглотить его целиком.
Энтони резко поднялся, торопливо выбежал из кухни, рванул через лужайку и по тропинке между надворных построек. Он догнал Говарда на узкой улочке за соседской доильной площадкой. Друг был в самом конце улицы.
– Стой! Немедленно остановись!
Говард не послушался, лишь посмотрел назад и крикнул:
– Ты больше не мой командир!
Энтони почувствовал, как страх, беспомощность и злость понимаются черной волной и он не в силах их удержать. Он не может отпустить Говарда, он должен что-то сделать! Энтони побежал. Он никогда не питал тяги к насилию – наоборот, готовился стать доктором, хотел исцелять людей, – но сейчас сердце яростно колотилось, кровь кипела, и весь гнев, жалость и отчаяние, которые он испытал за последние несколько лет, пульсировали под кожей. Энтони прыгнул на Говарда и повалил на землю.
Двое мужчин сцепились и покатились по траве, каждый старался нанести решающий удар. Первым достал соперника Говард, который отклонился для замаха и врезал Энтони левым хуком. Острая боль пронзила грудь и плечо.
Говард оказался прав, он не был бойцом, Энтони тоже, драка оставила их без сил. Они отпустили друг друга, упали навзничь и лежали, тяжело дыша. Мимолетное помрачение прошло.
– О господи, – наконец произнес Говард. – Энтони, прости! Тебе больно?
Энтони покачал головой. В глазах рябило, в ушах шумело от нехватки воздуха.
– Черт тебя подери, Говард!
– Я же извинился.
– У тебя нет ни еды, ни предметов первой необходимости… о чем ты думаешь?
– Мы с Софи… мы есть друг у друга, и этого достаточно.
Энтони закрыл глаза и положил руку на грудь. Солнце приятно грело лицо, изнанка век стала оранжевой.
– Ты знаешь, что я должен тебя остановить.
– Тогда пристрели меня.
Энтони открыл глаза, прищурился от яркого света. Высоко в лазурном небе плыл птичий клин. Теплый день, солнце, птицы – все это было за пределами войны, словно открылась дверь в другую реальность. Подняться бы высоко-высоко и сбежать из этого мира!