— Ты бы лучше примус подкрутил! Дышать нечем, — обрывал его Кретов.
— И то правда, — выскакивал из спальника Иваньков.
Когда, дрожа всем телом, Иваньков возился с примусом, Кретову он казался похожим на трясущегося от холода мышонка, а когда, возвратившись от примуса, лез в свой спальник, ему казалось, что от него пахнет мышиным помётом.
А утром уже Иваньков злился на Кретова. Ему казалось, что он специально не вылазит из спальника первым, чтобы вскипятить чаю. «Ведь притворяется, что спит», — зло думал он и, покрутившись в своём спальнике, вылазил из него и ставил чайник на примус. После этого он делал физзарядку. Глядя на него, злился уже и Кретов. «И чего выдирается! — думал он. — Только в тайге этим и заниматься!»
После чая они решали, кому варить на день.
— Я вчера варил, — говорил Иваньков.
— Ха, вчера! — зло смеялся Кретов. — А ты не помнишь, мы договаривались меняться через два дня!
— Не было этого, — не соглашался Иваньков.
Кретов вскакивал с нар и кричал:
— У тебя что, скотина, память отшибло?
— От скотины слышу! — бросал ему Иваньков и, зло сплюнув, выходил из палатки.
Как и Кретову, мокрый ветер бил ему в лицо, отчего и он передёргивался, как от холодной воды в бане. И на реке он видел те же бешено несущиеся к прижиму мутные потоки, там они крутили водовороты, а на перекате вздымали крутые волны. «Господи, когда всё это кончится?!» — спрашивал Иваньков и уже не верил, что когда-то и сюда придёт сухое и тёплое бабье лето.
Вечером Иваньков с Кретовым чуть не перестреляли друг друга. Случилось это так. За ужином Иваньков сказал Кретову:
— Ты бы хоть не чавкал!
— Я чавкаю?! — вскричал Кретов и, бросив ложку на стол, вскочил на ноги.
— Да, чавкаешь, как свинья! — решил не отступать Иваньков.
— Я свинья?! Я свинья?! — бледнея, заорал Кретов и бросился к ружью.
Взять его в руки он не успел. Иваньков достал из кобуры служебный пистолет и тихо произнёс:
— Ещё движение, и ты труп!
— Ну, падла! — выскочив из палатки, кричал Кретов. — Я тебе покажу свинью! Я тебя живым из палатки нё выпушу!.
Ночевал Кретов у костра в сделанном на скорую руку шалаше, а утром, когда проснулся, на небе светило солнце, в лесу пели птицы, на ветке рядом стоящей лиственницы свиркал бурундук. Со спадом воды в реке Иваньков с Кретовым стали сплавляться. По всё ещё резвой воде резиновая лодка шла легко, на стрежне у борта её ласково шлёпали волны, у прижимов она ловко обходила опасные участки, а когда, за перекатами её сбрасывало в глубокие водовороты, у Иванькова и Кретова захватывало дыхание и кружилась голова. Настроение у обоих было хорошее. Скоро будут дома, а там… э-э, да что там! И банька — вот она рядом, и забегаловка: сиди в ней, тяни пиво, а что за окном: дождь ли идёт, снег ли валит — не всё ли равно! Портило настроение Иванькову и Кретову оставшаяся от ссор неприязнь друг к другу. Они всё ещё не разговаривали, а когда надо было что-то согласовать по сплаву, делали это как немые, с помощью рук и мимики. Первым молчания не вынес Иваньков.