«Что понимает в политике этот капитанишка?» — бомбардировал телеграммами министерство иностранных дел по мере совещаний с Комурой: «Если мы категорически отказались от уплаты военного вознаграждения, за исключением уплаты за военнопленных, но приняли бы во внимание фактическое положение дела относительно Сахалина, то тогда в случае отказа Японии — что, по моему мнению, представляется почти несомненным — мы останемся правы в глазах общественного мнения».
«Ну вот, выбил всё–таки согласие уплаты денег на содержание военнопленных, а это, суть, завуалированная контрибуция», — расстроился государь.
Переговоры явно начинали его утомлять и особенно давление Витте.
— Его императорское величество не изволил согласиться на сделанные Японией предложения, — жаловался Сергей Юльевич российскому послу в Америке и своему помощнику, барону Розену.
Мнение Рузвельта постепенно склонялось в сторону России, и он всячески давил на Комуру, весьма его этим потешая.
«Всё упирается в два основных вопроса, — телеграфировал царю Витте, — в Сахалин и контрибуцию. С контрибуцией мы, практически, решили — выплатим 46 миллионов рублей за содержание военнопленных… Но может вы, ваше величество, всё же соизволите согласиться на уступку Японии хотя бы половины Сахалина».
И Николай уступил.
13 августа Витте пригласил упрямого Комуру на частную встречу, где проинформировал, что японцы получат южную часть Сахалина.
— Будем думать, Сергей Юльевич, — привычно улыбнулся и поклонился Комура.
15 августа японское правительство решило, пока не поздно, соглашаться на условия России: «Заключайте договор, — получил Комура телеграмму из Токио. — В сложившейся финансовой ситуации Японии необходим мир».
В ночь на 16 августа российская делегация получила императорскую резолюцию: «Пошлите Витте моё приказание завтра, во всяком случае, закончить переговоры. Я предпочитаю продолжать войну, нежели дожидаться милостивых уступок со стороны Японии».
На заседании Витте сидел как в воду опущенный, и нервно комкал в ладонях какой–то листок: «Следовало отдавать Сахалин… Из–за какого–то ненужного России островка сорвутся мирные переговоры», — зачитал японской делегации последнюю волю государя.
В совещательной комнате наступила тишина, нарушаемая лишь слабым хрустом мнущейся в ладонях Витте бумаги.
Розен нервно курил сигару.
Японцы, загадочные, как божки на рисунках, хранили молчание.
И в этой тишине, почти не нарушив её, неслышно поднялся Комура и тихо произнёс:
— Господа! — присутствующие затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово. — Японское правительство, стремясь к восстановлению мира и к успешному окончанию переговоров, согласно на русское предложение о разделении Сахалина на две части без денежного вознаграждения.