Их позы были блистательны, как у танцовщиков танго, которых иногда рисуют на афишах в Буэнос-Айресе. Встреча, похожая на столкновение в пустоте залов, где было предусмотрено все, кроме любви, конечно.
Вейсс появился первый раз в этот вторник, когда часы пробили три, на нем был его костюм «а-ля Пикассо», красный с преобладающим черным. Была зима. Он был бледен, но Вейсс ведь всегда мертвенно бледен. Его зрачки описаны Шарлем Бодлером: «Взгляд казался глубоким и острым, как дротик». Она подняла глаза на приближающегося к ней человека. Опустила их, когда он посмотрел в ее глаза. Обмен взглядами длился четверть секунды, но их любовь выскочила из табакерки. Ее уже невозможно ни загнать обратно, ни снова закрыть крышку.
Вейсс, казалось, не удивился ее присутствию, не выказал волнения.
В любом случае Шекспир ждал.
Только что, возвращаясь из «Чемпиона», я встретила одного менеджера. Пьер Батон сделал вид, что не замечает меня. Он, чей кабинет находился рядом с моим! Он, который приглашал меня в «Регату» раз в неделю! Еще вчера это маленькое убийство уничтожило бы меня. Сегодня я ликую, думая о своем отваре.
Действительно, шутки ради, я поставила настаиваться семь стебельков дягиля, три побега жасмина, перышко скворца, порошок мандрагоры, купленные на площади Аббатис. Передо мной на столе лежит «Сила колдовства», я перемешиваю похлебку, напевая церковный гимн, который выучила за то время, что хожу в церковь. «Благословен Грядущий во имя Господне»[14], — говорю я и пробую зелье.
Я клянусь, что приворожу Вейсса. Если бы Розетт узнала о моих намерениях, она бы вызвала кого-то, кто умеет снимать злые чары. «Колдунья с завлекательными глазами», я буду подбирать наряды, я буду душиться, краситься. Я умею делать это все, я женщина. Я буду смотреть на священника, не моргая, я укутаю свой голос бархатом, буду делать продуманные жесты, у меня будут длинные черные ресницы. Священник будет захвачен, да что я говорю, просто сметен. Ангелочек обдает меня холодом, исчезает, не оставив адреса, обращается со мной, как с любым из своих раковых больных, но это все в последний раз. Я подберу три достаточно смертельных взгляда, две новые прически, украшение, полное смысла. Я буду обольстительницей, искусительницей, началом мира, короче, всем.
Стоя перед зеркалом, я клянусь достичь своей цели. Чего хочет женщина, то священно. Чего хочет женщина, того хочет Бог. Ну, а я вот хочу Вейсса. Я хочу, чтобы он стал нежным, застенчивым, внимательным, а он меня избегает, хуже того: убегает от меня. Я буду его сестрой, его братом, анархией, я буду тем, что он потерял, приняв сан. Я буду читать ему прозу, стихи, автор «Преддверия рая» станет моим сообщником, я помолодею, он пропал.