– О чем еще говорится в записке?
– Лорд Ланздаун просит принять его. Он пишет одно и то же изо дня в день. Похоже, некоторые люди не понимают, когда следует остановиться.
– То же можно сказать и о тебе.
Оливия надменно вскинула голову. Прищурившись, она смерила кузена сердитым взглядом, отлично понимая, к чему он клонит. Адам не в первый раз заводил этот разговор.
Но его не так-то легко было смутить или обескуражить. На него навалилась такая страшная усталость, что, казалось, душа его онемела и утратила способность чувствовать.
– Это дружеский визит, Адам? У тебя всегда столько дел, я польщена, что ты нашел время навестить меня.
Адам и сам не знал, пришел ли он как друг или как священник.
– Еще бы, не каждому выпадает такая честь, – шутливо отозвался он. – Не хочешь ли прогуляться по парку? Я недавно побывал у леди Фенимор, а в ее комнате жарко, как в тропиках. Боюсь, мой левый бок уже начал обрастать зеленью.
– Я только схожу за шалью!
Оливия взбежала по лестнице в гостиную и тотчас вернулась с шалью на плечах. Они вышли в парк, залитый рассеянным солнечным светом, и побрели по круглой дорожке мимо фонтана, где плавали быстро таявшие островки льда. В это время года в Пеннироял-Грин наступало затишье. Оливия с Йеном оставались единственными обитателями Эверси-Хауса, а Йен часто уезжал в Лондон.
Адам и Оливия говорили о родственниках, о жителях городка и о работе в доме О’Флаэрти. Имени графини Адам не упоминал. Оливия, хорошо зная кузена, не стала заговаривать о том, что он ударом кулака сбил с ног человека, защищая женщину, перед которой в Пеннироял-Грин закрылись все двери. Впрочем, едва ли Оливию удивил его поступок, Эверси частенько выкидывали подобные фортели.
Поравнявшись с садовыми скамейками, стоявшими между розовыми кустами, Адам внезапно остановился.
– Оливия, я пришел сюда сегодня не просто так.
Оливия вскинула брови.
– Видел бы ты свое лицо, Адам. – Ее голос звучал ровно и немного насмешливо, словно худшее, что могло случиться, уже произошло, и ничто отныне не вызовет в ней и тени волнения. – Ты такой мрачный и хмурый.
– Мне передали одну вещь, некогда принадлежавшую тебе. Я хочу вернуть ее. – Оливия собиралась отпустить очередную колкость, но прежде чем она успела раскрыть рот, Адам сунул руку в карман и достал миниатюру. – Дай ладонь, Оливия.
Язвительно усмехнувшись, она протянула ладонь, и Адам вложил в нее миниатюру.
Рука Оливии дрогнула, словно крошечный портрет был раскаленным железом, только что вынутым из кузнечного горна. Кровь отхлынула от ее щек. Казалось, Оливия вот-вот лишится чувств. Ее лицо мучительно исказилось, она пыталась справиться с собой.