Она спустилась в столовую, в которой никого не было. Должно быть, журналист вернулся в Дублин.
– Добрый день, миссис Райт, – сказала Анна, когда Либ вошла.
В комнате было душно. Девочка, как обычно, была при деле: вязала из кремовой шерсти чулок.
Либ посмотрела на сестру Майкл, вопросительно подняв брови.
– Ничего нового, – пробормотала монахиня. – Выпила две ложки воды. – Выходя, она закрыла за собой дверь.
Анна и словом не обмолвилась о разбитом подсвечнике.
– Может быть, скажете мне сегодня свое имя? – спросила она.
– Лучше я загадаю тебе загадку, – предложила Либ.
– Хорошо.
Либ продекламировала:
Без ног я, но пляшу,
Я как листва, но не расту на древе.
Как рыба я, но от воды умру.
Тебе я друг, но отойди, прошу.
– Отойди, прошу… – пробормотала Анна. – Ну а что случится, если не отойду? – (Либ выжидала.) – Боится воды. Нельзя трогать. Только пусть пляшет… – Девочка расплылась в улыбке: – Огонь!
– Отлично, – сказала Либ.
Этот день тянулся долго. Не так, как бывает в тишине затянувшегося ночного дежурства, то была скука, прерываемая постоянными вмешательствами. Дважды стучали во входную дверь, и Либ вся сжималась. Громкий разговор на пороге, потом в комнату Анны врывается Розалин О’Доннелл, чтобы объявить, что, согласно указанию доктора Макбрэрти, ей пришлось отправить восвояси посетителей. В первый раз полдесятка важных гостей из Франции, а потом группу с мыса Доброй Надежды, только подумайте! Эти добрые люди узнали про Анну в Корке или Белфасте и прибыли на поезде и в экипаже, потому что не могли помыслить уехать из страны, не познакомившись с ней. Они умоляют, чтобы миссис О’Доннелл передала Анне этот букет, эти поучительные книги, их горячие приветы и сожаление, что им отказано хоть глазком посмотреть на чудесную маленькую девочку.
Когда постучали в третий раз, Либ написала объявление и попросила хозяйку приклеить его на входную дверь.
ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗДЕРЖИТЕСЬ ОТ СТУКА.
СЕМЬЯ О’ДОННЕЛЛ ПРОСИТ НЕ БЕСПОКОИТЬ.
МЫ БУДЕМ ВАМ ОЧЕНЬ ПРИЗНАТЕЛЬНЫ.
Негромко фыркнув, Розалин взяла листок.
Продолжая вязать носок, Анна, казалось, не обращала внимания на происходящее. Либ подумала, что она проводит свой день как любая девочка – читает, шьет, ставит подаренные цветы в высокий кувшин, – с той разницей, что ничего не ест.
Делает вид, будто не ест, поправила себя Либ, раздосадованная тем, что хоть на миг поверила этой лжи. Однако следовало признать, что во время дежурства Либ девочка не брала в рот ни крошки. Даже если в ночь понедельника монахиня заснула и Анна успела что-то перехватить, сейчас день среды, третьи сутки для Анны без пищи.