— Не он, — подтверждает скупо.
Артур не смог смотреть на снимки. Увиденное явно вызвало у него отвращение.
— Хотя сидит на наркоте, может, не соображает ничего, просто не помнит, — продолжает хмуро. — Зрачки у него более чем выразительные.
— Я не думаю, что он способен, — осекаюсь. — Думаю, только посторонний человек мог.
Снова запинаюсь, завершить не удается.
Меня душат рыдания.
Отказываюсь воспринимать реальность.
Боже, почему нельзя взять и проснуться? Или перемотать назад? Исправить прошлое? Вычеркнуть лишнее, переписать, как неудачный эпизод, начать заново.
Требую повторный дубль.
— Это я, — ровно произносит Градский. — Я убил ее.
— Нет, не надо, — кусаю губы, чтобы опять не разреветься. — Не обвиняйте себя.
— Но я виновен.
Его глаза сверкают, наполняются слезами.
— Я должен был предвидеть. Не подпускать ее к этому Артуру. Я беседовал с ней. Но слишком мало. Не уделял ей времени, а теперь... Из-за этого подонка могла влипнуть в темную историю.
— Нет, — кладу ладонь ему на плечо. — Вы всегда заботились о ней, она безумно вас любит.
— Любила, — поправляет сухо.
— Мы обязательно найдем того, кто это сделал, — стараюсь вложить всю уверенность в данную фразу.
Градский кивает, остаток дороги проходит в тишине.
***
— Ты совсем охренел? — прокурор раскраснелся от воплей, кажется, его круглая физиономия сейчас лопнет. — Ты кем себя возомнил?
Градский молчит.
— Ты сериалов насмотрелся? Ты сейчас в «Карпове» или в «Глухаре»? А может, у этого, который вечно кровищу снимает, у Тарантино на подтанцовке?
Никакого ответа.
— Ты зачем на Хару набросился? Еще и пистолетом угрожал? Ты вообще понимаешь, что творишь?
Босс не проявляет особой реакции, спокойно заявляет:
— Самозащита.
— Само… что?!
Прокурор подскакивает на стуле.
— Тебе лечиться пора. Преследуешь людей. Дальше — куда? Скоро начнешь палить посреди улицы.
— Людей я не преследую.
— Ах вот оно как.
Медлит и взрывается потоком отборного мата.
Смотрю в пол, краснею. Тянет вмешаться, заявить, что я тоже находилась рядом. Но мне слова не дают.
— Никогда не приближайся к Артуру Харе. Понятно? Никогда. Чтоб за километр его обходил, чтоб даже мысли не допускал… Твою мать, проваливай, пока я тебя сам не размазал!
Совещание проходит не слишком удачно.
Я стараюсь не усугублять положение. Когда показательная порка завершается и все расходятся по кабинетам, просто утыкаюсь в бумаги, перебираю, листаю.
— Зачем ты изучаешь старые дела из архива? — вдруг спрашивает Градский.
Вздрагиваю, судорожно сглатываю.
— Обычная процедура, — прячу взгляд.
— Нераскрытые дела за последние десять лет, — произносит с нажимом. — Что ты пытаешься там найти?