Тот же вид, что вызывает в Мидире жалость, заставляет людей ужаснуться: кто-то бормочет молитвы, кто-то ищет под кольчугой кроличью лапку или другой талисман, кто-то шипит проклятья волшебному зверю.
Чуткие уши волка подрагивают, прижимаются, он щерится явственнее. Мидир подходит ближе.
Среди колтунов и слипшейся от крови шерсти становится заметен ошейник с оборванной цепью — именно от него разит полузнакомой магией, которая сводила скованного волка с ума и, похоже, держала его на одном месте: к белому ошейнику все еще присоединены несколько звеньев зачарованной цепи.
Мидир идет медленно, волк двигается навстречу тоже небыстро, и больше всего короля ши пугает — люди могут сорваться. Стрелы вложены, лучники выстрелят в любой момент. У одного стражника стучат зубы, в руке другого вихляется меч… Мидир мимоходом прислушивается к их страхам, самую малость успокаивает: и видит в их сознании несколько разорванных трупов. Видимо, волк уже вырывался из нескольких окружений. Будучи едва живым!
Мидир останавливается, и красная пелена вновь старается поглотить ясный свет разума. Он понимает: надо спешить, но слишком быстро двигаться тоже нельзя — можно напугать людей.
Зверь рычит, поводя шеей; король проверяет другим зрением — а ошейник непрост! В нем заговор на смерть. И убить при случайной встрече нужно его, Мидира, короля волков.
Волк скалится все сильнее. Не от свирепости, направленной на людей или их оружие, неправедную судьбу или испытанную на себе жестокость — волк щерится и мотает лобастой головой, стараясь стряхнуть желание броситься на своего короля. Уважение к пленнику растет — спасти такого подданного стоит любой ценой.
Мидир присаживается перед загнанным зверем на одно колено, протягивает руки, готовясь в любой момент перекинуться и защититься. Волк смиренно склоняет голову — красная пелена сильна, искра разума мигает, как пламя свечи под ветром, но ши сильнее собственного зверя, даже когда он заколдован! Глухо рычит, предостерегая, не давая поверить ему — этот волк сам не доверяет себе.
Тонкая кожа перчаток летит прочь, Мидир кладет руки за уши зверя, жалкое мгновение — ошейник слетит, но что-то останавливает его. Пальцы ши, обретя магическую чувствительность, гладят белый металл, лаская, выспрашивая, требуя — и тот подается.
Ловушка! Столь любимый друидами второй наговор, ловко спрятанный под первым! И потому не столь ощутимый. Но стоит снять ошейник — зверю конец.
Мидир поглаживает шерсть, теребит уши, досадуя: неужели этому волку, его волку, почти спасенному, не уйти от судьбы? Да и есть ли судьба в этом мире?