Мы стояли молча. Ее тихие, сдержанные в эмоциях, но проникнутые отчаянием слова медленно прожигали память.
Она оставила меня одну на террасе, а я вдруг дрогнула толи от холода, толи от нечеловеческого, ледяного одиночества, которое заполоняло сердце. Я простояла так до тех пор, пока в дверях не показался Коулл.
— Леди Блайт, мы вас потеряли, — улыбнулся он, протягивая мне руку. — Вы замерзли? — он вскинул брови, крепко сжимая мои пальцы, и поднесся их к губам, попытался согреть дыханием.
— Вы так добры, мистер Коулл…
— Я помню, вы обещали мне первый танец, леди.
— А вам еще хочется танцевать, сэр? После того, что устроили Веберы?
— А меня не волнует, что устроили Веберы, — добродушно рассмеялся. — Я ждал этого дня с замиранием сердца, леди.
Я взяла его под руку, делая вид, что совершенно спокойна и позволила вывести в зал, где уже громыхала музыка.
Предзнаменований не существует. Природа не посылает нам вестников — для этого она слишком мудра или слишком безжалостна.
О. Уальд
Скидывая туфли и распуская волосы усталым движением, я поняла, что слишком стара для развлечений такого рода. Раньше я не уходила с бала, пока в небо не вмешивались золотые лучи солнца, и ноги не подкашивались от танцев и выпитого вина. Бросив на кровать перчатки, я потянулась. Китти расшнуровывала платье, стоя за моей спиной на коленях.
— Как все прошло, леди Блайт? — спросила она для приличия.
— Дьявольски смешно, — я уставилась на свое безразличное отражение в зеркале.
Быстрей бы раздеться и рухнуть в постель, предавшись благотворным сновидениям. Какого спрашивается черта я так долго и тщательно готовилась к балу, который принес столько разочарований? Польза была только в том, что я танцевала с Коуллом, который был так бережен и заботлив, что я посмела ощутить себя почти счастливой.
Китти укутала меня в одеяло, когда я примостилась на краешке постели.
— Спите, дорогая госпожа, — произнесла горничная, и я почувствовала легкое касание к волосам. Неужели черствая Китти меня погладила?
Она выключила свет, задернула шторы, чтобы проснувшееся солнышко не разбудило меня утром, и покинула комнату, любовно прикрыв дверь. Ох, моя Китти, сколько в тебе сюрпризов!
Я, наконец, уснула, кутаясь в пряное тепло. Однако это тепло вскоре утратило свою пряность, превращаясь в тягучую терпкую субстанцию. Я плыла в жарких волнах, видя с высоты птичьего полета поместье в Хартфордшире… Вот и я бегу по проселочной дороге навстречу отцу. Мне не больше шести. Ветер рвется навстречу, треплет лазурное платье и мои рыжие локоны… Отец хватает меня на руки и целует, а я задыхаюсь от бега. Мне трудно дышать, я вцепляюсь в него ногтями, уткнувшись в плечо, и хочу ощутить знакомый запах табака и сандалового дерева, но чувствую лишь боль в груди и удушающую гарь. Отец резко отталкивает меня, заглядывая в глаза. Я вижу бешеную любовь в этом взгляде, всеобъемлющее прощение, тоску и радость, и начинаю плакать, но не могу. Рыдания удушают…