Легли в дрейф. Послали шлюпку с промерами. Обедали, обсуждали. Вытащили и развернули смердящим жиром наружу шкуры котиков. Спорили, собрав в кают-компании и офицеров и матросов.
– Я не могу надеяться на мои знания терминов на американском языке, – говорил Колокольцов.
– Неужели вы, мой дорогой, не читали «Моби Дик»? В этом романе вся терминология китобоев! – сказал Посьет.
– Мне вести шхуну, Константин Николаевич! А со времен юности автора «Моби Дик» жаргон китобоев мог перемениться. Да здесь другой океан. Я всегда вслушивался, как говорят американцы... Но я никогда не готовился...
«Мне платить за перебитые горшки!» – думал адмирал.
– Я же говорил вам все время. Да хотя бы брали словарь английских терминов Бутакова! Там все верно.
– Что вы, Евфимий Васильевич! Когда же у меня было время читать словарь...
– Да, вот так с вами! На травлю ехать – собак кормить. Я встану на вахту...
– Ругайтесь покрепче, Евфимий Васильевич! – посоветовал Можайский. – Уж это верней всего. Иван Терентьевич умеет по-американски лучше всякого каптейна. Только пусть остережется, а то он такую русскую ругань ввернет...
Ночью, благословясь и помолившись, раб божий Евфимий указал курс. Опять туман. На бога надейся, но сам не плошай! Приказано держать прямо на огни парохода.
– Еще лево руля... И больше по-русски ни слова! Сизова сюда! Иван Терентьевич! Можайский! Колокольцов! Всех наших американцев – наверх! Остальным убраться... Ол хэндс ап[81]...
Легкий туман. Сырой холод. Все, кто наверху, закутаны в шарфы, в американских шапочках с наушниками и в блю-джакет на меху. Зябнешь. Время от времени раздается сиплый голос шкипера. Где он так научился, где слыхал? Эка, оборотень!
Борт парохода весь в огнях. Совсем близок. Ярко, заманчиво светят огни у наших состоятельных врагов. И на вест и на ост видны огни их судов. Стоят поперек пролива. Ждут наших либо боятся выпустить их. Значит, им еще неизвестно, что у Татарского залива есть проход с глубоким фарватером, ведущим в лиман Амура. На картах всего мира показан перешеек. Вот и пригодилась наша секретность. Леша, друг души моей, сказал бы: «А что-то, мол, мне кажется, что их внимание направлено куда-то в другую сторону». Евфимий Васильевич, как всегда, рассердился бы: «Откуда вы, Сибирцев, знаете, что думает другой человек?»
Колокольцов, в засаленном блю-джакет и в смоленой парусине, стоит на руле. А вот, говорят, у англичан нет матерщины. Только послушаешь Евфимия Васильевича... Право, одарен русский человек, пока поблизости нет начальства. Сипло, скороговоркой сыплет Путятин на своих, и матросы понимают, забегали, взялись за веревки. Не зря, братцы, жили мы с вами на «Поухаттане», не зря Ване Черному после бала ссекли ухо долларом, не зря ходили с пиратами по Янцзы, жили с англичанами на Капском мысу, в Гонконге, в Шанхае, не зря водились с торгашами с «Кароляйн» и «Янг Америка»! Язык людской запомнился.