Вот и подошла его черта. Еще была последняя возможность отвести глаза и сделать вид, будто слова майора относятся не к нему, а, скажем, к соседнему Ивану, но он не умел прятать своих глаз. Опередив крик майора, он вскочил с нар, козырнул, схватил автомат и выбежал из блиндажа, не укорив соседа по нарам даже взглядом. Он бежал через поле, ординарец за ним, шинель хлестала по ногам, сапоги тяготно погружались в землю, — а земля, как я уже говорил, звала к себе. О чем он думал в те навечно отошедшие минуты? Вспомнил ли Риту и сына, которого она ждала? Вспомнил ли мать? Об этом никто не узнает, и гадать не стану. Но он обязан был, он хотел исполнить приказ и потому неуклонно продолжал бежать по полю, преодолевая вязкую силу земли и смертную силу пуль над головой. Его товарищ Иван, приникнув к щели амбразуры, смотрел в стереотрубу за тем, как он бежит по полю, одинокая фигурка на грязном снегу, а на виске Ивана билась жилка: добежит или не добежит? Кидаясь в сторону от пуль, он-таки добежал до лощинки, где лежал командир роты, тот был тяжко ранен в бедро и потому закончил свою войну. Но разве мог оттого прекратить свое действие боевой приказ? И он, не раздумывая, взял команду на себя, оторвался от земли первым, увлекая солдат. На пути возник столбик, оплетенный проволокой. Он зацепился полой шинели за гвоздь, повернулся вполплеча, чтобы высвободиться, и в тот же миг пуля, которую он не услышал, прилетела к нему. Пулемет продолжал работу: модель «МГ-08/15», производство «Герингверке», город Дортмунд, пуля калибра 8 миллиметров, скорострельность 600 выстрелов в минуту… впрочем, другие пули не задели его, ему хватило одной, дошедшей до шеи. Кровь вырвалась на свободу, расползаясь по вороту шинели и опадая в ноздреватый снег дымящейся течью, густеющей на глазах. Всего непонятный удар и успел ощутить он, вскинул было автомат и тотчас осел в борозду. Бесполезный автомат отвалился в сторону. Роты по-прежнему лежали на поле, пулеметы продолжали бить из каменных сараев, и молодой генерал с прежним нетерпением косился на карту. Пуля — вскрик — снаряд. Накатистый разрыв погребально разнесся над полем, опал взметенный снег, накрывая тело саваном тишины. Казалось, в мире ничего не изменилось. Лишь крик погибшего уносился все дальше — он дойдет до самых дальних миров.
Я улетаю, но я возвращаюсь. Приходит срок, и взмах руки прощальный засветится во встречном взгляде. Опять слукавил: меня провожали редко, встречали не чаще.
Но я вернусь, и еще не раз. Стоим на взлетной полосе, стык неба и земли. Пилот форсирует турбины, держа себя на привязи тормозов. Сквозь гул турбин разносится призыв: «Товарищи пассажиры, пристегните ремни ожидания, начинаем рейс ноль сорок семь…»