На середине этого вялого ужина двери в ее комнату открылись.
Шарзад замерла, но не обернулась. Вместо того она продолжила есть. Она в притворном равнодушии твердой рукой налила себе еще одну чашку чуть теплого чая.
И снова почувствовала присутствие халифа позади себя. То же изменение в воздухе.
То же сводящее с ума великолепие.
Девушка разорвала кусочек лепешки с ожесточенной тщательностью.
– Шарзад?
Она игнорировала его, вопреки внезапному крику ее сердца.
Халид подошел к противоположной стороне стола и с тихой грацией опустился на подушки.
Тем не менее Шарзад не отрывала взгляда от подноса. Она разрывала ломоть лепешки на мелкие кусочки, складывая их в кучку перед собой.
– Шази.
– Не надо.
Он оставался неподвижным, ожидая пояснений.
– Не притворяйся со мной.
– Я не притворяюсь, – тихо сказал Халид.
Шарзад отбросила остатки лепешки и встретилась с ним взглядом с жалящей его осторожностью. Вокруг глаз халифа пролегли глубокие морщины усталости. Его зубы были стиснуты, а осанка прямой.
«Он не выглядит так, будто ему жаль, что он меня обидел».
Что-то полоснуло ножом у Шарзад в груди, прямо за сердцем.
«Но он еще пожалеет».
– Шарзад…
– Ты когда-нибудь сетовал на то, что герои моих историй придавали такое значение любви?
Халид молча ответил ей пронзительным взглядом.
– Почему так? – продолжила она. – Это твое отвращение к сентиментальностям?
Он пробежал взглядом по ее лицу, перед тем как ответить.
– Это не отвращение. Это просто наблюдение. Как по мне, данное слово используется слишком часто. Поэтому у меня оно больше ассоциируется с вещами, чем с людьми.
– Что ты имеешь в виду?
Халид осторожно выдохнул.
– Люди могут влюбиться на рассвете и разлюбить друг друга с заходом солнца. Прямо как мальчик, который один день обожает зеленый цвет, только для того, чтобы на следующий обнаружить, что он действительно больше любит синий.
Шарзад рассмеялась, и звук этого смеха был для нее как соль на рану.
– Значит, ты собираешься прожить жизнь, так никого и не полюбив? Только… вещи?
– Нет. Я ищу чего-то большего.
– Большего, чем любовь?
– Да.
– Разве не высокомерно было бы думать, что ты заслуживаешь большего, ибн аль-Рашид?
– Разве это высокомерно хотеть чего-то такого, что не менялось бы при первом порыве ветра? Что не рушилось бы при первом признаке невзгод?
– Ты хочешь чего-то несуществующего. Просто плод твоего воображения.
– Нет. Я хочу кого-то, кто мог бы заглянуть вглубь, кого-то, кто привел бы все в равновесие. Ровню.
– И как же ты узнаешь, что нашел этого неуловимого кого-то? – парировала Шарзад.
– Подозреваю, что она будет как воздух. Чем-то таким же незаметным, но незаменимым. – Произнося эти слова, он смотрел на нее с неподвижностью ястреба, и в горле у Шарзад пересохло.