Вдруг он оказался очень близко к ней.
– Вам не приходило в голову, что приезжать сюда и оставаться со мной наедине опасно?
Лавина судорожно вздохнула и хотела попятиться, но оказалось, что она стоит, прислонившись спиной к дереву.
– Я… не чувствую… никакой опасности, – пробормотала девушка.
– Напрасно, – сказал он и впился в ее губы.
Сбежать было невозможно, даже если бы она точно знала, что хочет сбежать. Руки его оказались на талии Лавины, и он крепко прижимал ее к себе, пока его губы безжалостно ласкали ее.
Поначалу от неожиданности она стояла без движения, потом издала протестующий звук и попыталась оттолкнуть маркиза, но он только крепче прижал ее к себе. И вдруг внутри у нее вспыхнуло совсем другое пламя, вызванное не гневом, а упоением. Поддайся Лавина ему, она приникла бы к маркизу, жаждая поцелуев еще и еще. Но гордость не позволила ей подчиниться желанию. Девушка все еще сердилась на него, и уступить хотя бы на дюйм означало признать его победу в их противостоянии, которое началось в тот миг, когда она ворвалась в его дом.
Элсвик горд, у нее тоже есть гордость, и она не допустит, чтобы он решил, будто ее можно так легко одолеть. Ни за что!
Маркиз, почувствовав ее противодействие, начал двигать губами мягче, обольстительнее, точно вознамерился одержать победу в этой битве.
У Лавины закружилась голова. Вдруг ей перехотелось сопротивляться, появилось желание уступить, отдаться ему полностью. Руки ее сами собой обвили его шею, и она наклонила его голову к себе, отвечая на поцелуй.
– Лавина… – пробормотал Элсвик.
Голос маркиза как будто долетел из каких-то далеких далей, губы их разомкнулись, и он посмотрел на девушку в изумлении. Дыхание ее стало прерывистым: она вдруг как будто пришла в себя и ужаснулась собственному поведению. Как она могла опуститься до такого? Он сказал, что она ведет себя непристойно, и она сама показала, как он прав.
Лавина отпрянула, и на этот раз он отпустил ее. Она отошла на несколько шагов и остановилась, тяжело дыша.
В следующий миг маркиз вновь приблизился, но даже не прикоснулся к Лавине. После, как ей показалось, долгого молчания он произнес:
– Простите меня. Это я веду себя непристойно. Я не должен был… то есть… Зря вы на меня сердитесь за… то, что я сказал королеве.
– Да? – сдавленно проговорила девушка.
– Королева считает, что женщины должны находиться в подчиненном положении… – Лавина развернулась и посмотрела на него с явным сомнением. – Когда речь идет не о ней самой, разумеется, – добавил маркиз. – Она не раз высказывалась о женских правах. Королева, конечно, сама себя обманывает, думая, что считает именно так. Поэтому я просто использовал единственный довод, против которого она не могла возразить. Разве вы не понимаете?