– Какой, однако, сильный организм, – усмехнулся Ощепков. – Тут бы ноги не вытянуть, жрать и то тяжело, а он, видите ли, помышляет о женщине. Если так, то уж этот-то юноша точно до Вислы дойдет.
– Тут до Эльбы дойти бы, – отозвался Ершов, – пока белые мухи не стали кусать. Партизаны, товарищи, – вот что существенно. Рядом, рядом совсем. Знать бы только, куда они двинули от этой станции Стрычковой.
– Да какие, к чертям, партизаны, майор? – огрызнулся Свинцов. – Саботажник какой-нибудь гайку свернул – вот и все партизаны.
– Но послушай, был взрыв. Фрицы как всполохнулись – расстрелы, заложники. Мыслю так: надо нам подбираться к железной дороге, а затем – вдоль по ветке, что идет на восток. Убиваем двух зайцев. Если тут в самом деле – отряд, то тогда их работа – эшелоны и рельсы.
– Подходяще, – согласился Свинцов. – Тут уж либо землянку копать да в деревню ходить побираться, либо немца нам не миновать. Ты бы, Зыков, остаться хотел, понимаю. Может, баба какая пригреет. Только дальше, майор, на восход от Высокой – равнина. Можно, правда, логами, но уж лесом-то все понадежней. Ну а ты что, Зворыгин, молчишь? Тоже, что ли, до девок мужчинство взыграло? Эх, неслабо, видать, вы харчевались у фрицев, пока мы землю грызли.
– Рожденный летать ползать не может, – беззлобно ответил Григорий. – Я думаю то, что упремся мы в реку. И кажись, не позднее, чем завтра.
– Ну так что ж? И такое бывало. Разживемся лодчонкой. А то и саженками. Или ты как Чапаев боишься? Ты ж идолов бугай – ты бойся за меня.
– А немец с того берега твоим саженкам будет аплодировать, – отрезал Зворыгин.
Ложбинку затопила выморочная тишина. Для них, истощенных, иссосанных голодом, и стометровая преграда могла оказаться непреодолимой – и каждый это ощущал всем телом, предчувствуя лютый обессиливающий натиск холодной воды и сулящий покой, облегчение, свободу, гипнотический зов глубины, наполняющий каждую мышцу благодатной истомой и покорным согласием опуститься на дно. Да еще подберись сперва к этой воде – сколько лепится к берегу лесосплавных хозяйств, водяных мукомолен, да еще пароходные пристани, да паромы с немецкими КПП и охраной. А на том берегу? Долго, долго придется вязать по лесам да оврагам прихотливые петли, прежде чем, обогнув все препоны, нащупают верный ход к безучастно сияющему неподвижному глянцу реки. Долго, долго придется искать тех, кто их сбережет, и беречься от тех, кто их ищет.
2
Кроме псов, нас никто не встречал. Свора черных и пестрых курцхааров скупыми бросками неслась по аллее навстречу машине. Дом стоял в глубине векового елового леса. Минки-Пинки залаяла. Я выбрался из «адмирала» и подал руку Тильде. Старая пестрая сука со слезящимся скорбным старушечьим взглядом обнюхала нас первой и признала.