Этим вечером в очаге плясали демоны. Они крутились, изгибались и плевали искрами в глаза мальчику, который сидел у самого огня, скрестив ноги, как это часто делают дети, обладая невероятной гибкостью и ловкостью. Опершись подбородком о ладонь, локтями о колени, он сидел в тишине, наблюдая за игрой пламени, в шипении которого, казалось, таился секрет. Всего шесть дней назад ему исполнилось десять лет, но сейчас он чувствовал себя очень взрослым, потому что отца до сих пор не было дома, и демоны в пламени смеялись над ним. «Пока меня не будет, — сказал отец, наматывая на свою могучую медвежью руку витки толстой веревки, — ты должен заменять главу дома. Ты это понимаешь?» — «Да, папа». — «И не забывай приносить маме дрова, когда она попросит, и аккуратно складывай их у стены, чтобы дерево хорошо высохло. И делай все, что она попросит». — «Я сделаю».
Мальчик все еще видел перед собой суровое обветренное лицо отца, который возвышался над ним, как башня, чувствовал на плече его твердую, как камень, ладонь. Пожатием этой ладони тот словно напутствовал его: «Сынок, я иду на серьезное дело. Не забывай об этом. Следи за мамой и будь осторожен».
Мальчик понимал, и отец кивал с удовлетворением.
На следующий день утром он смотрел из окна кухни, как дядюшка Джозеф впрягает двух старых лошадей — серую и белую — в их семейный фургон. Родители мальчики отошли в сторону, остановились у запертой на засов тяжелой кованой двери. Отец надел шерстяную шапку и тяжелый тулуп из овчины, который сшила для него мама и подарила на Рождество в прошлом году. Потом отец набросил на плечо моток прочной веревки. Мальчик возил ложкой в миске с супом и пытался расслышать, о чем говорили родители. Он знал, что они специально понизили голос до шепота, чтобы ему не было слышно. Но он также знал, что если бы и услышал, о чем идет разговор, то все равно ничего бы не понял. «Это нечестно! — Мальчик запустил пальцы в суп и вытащил кусочек мяса. — Если я буду главой дома, то разве не должен я знать и все секреты?»
Доносившийся с другого конца комнаты голос матери вдруг вышел из-под ее контроля:
— Пусть идут другие, пожалуйста!
Но отец нежно взял ее за подбородок, наклонил голову и ласково посмотрел в ее серые, как утро, глаза.
— Я должен сделать это, — сказал он.
У нее был такой вид, словно она хочет заплакать, но не может. Она истратила весь запас слез прошлой ночью, когда лежала в соседней комнате на кровати с пуховой периной. Мальчик всю ночь слышал ее всхлипывания. Как будто тяжкие ночные часы надрывали ее сердце, и даже рассвет не в состоянии был залечить рану.