«Нет, нет, нет», — говорила теперь мать. Она повторяла это слово снова и снова, словно в нем заключалась магическая сила, которая могла помешать отцу шагнуть за порог, в снежный свет дня, будто это слово могло запечатать дверь, скрепить дерево и камень, удержать его.
Когда она замолчала, отец протянул руку и снял с полки над дверью двустволку. Он со стуком открыл затвор, вогнал в оба ствола патроны и снова аккуратно защелкнул его. Потом он обнял мать, поцеловал ее и сказал: «Я люблю тебя». И она прижалась к нему, как гонимый ветром листок. Тут в дверь постучал дядя Джозеф и позвал: «Эмиль! Мы готовы ехать!»
Отец еще мгновение прижимал ее к себе, потом поднял ружье, которое купил в Будапеште, и отпер дверь, сбросив с дужки засов. Он застыл на пороге. Вокруг него вились снежинки.
— Андре! — сказал он, и мальчик повернул голову. — Ты будешь заботиться о маме и о том, чтобы эта дверь оставалась на засове. Ты понимаешь?
— Да, папа.
Отец стоял в дверном проеме на фоне побледневшего неба и дальних красных зубцов гор. Он посмотрел на жену и тихо произнес три слова. Разобрать их было трудно, но мальчик уловил смысл, и сердце его вдруг забилось.
— Следи за моей тенью, — сказал отец.
Когда он шагнул за порог, на том месте, где он только что был, завыл ноябрьский ветер. Мать стояла на пороге. Снег путался в ее темных волосах, и с каждым мгновением она казалась все более и более старой. Глаза ее не отрывались от фургона, который тронулся с места, увлекаемый парой лошадей, и по мощеной дороге направился к месту встречи с остальными. Она долго еще стояла в дверях, и лицо ее казалось высохшим и постаревшим на фоне ложной чистоты снега, покрывшего мир за пределами дома. Когда фургон скрылся из виду, она отвернулась, затворила дверь и заперла ее на тяжелый засов. Потом взглянула на сына и сказала с улыбкой, больше похожей на гримасу:
— Садись делать уроки.
Прошло три дня с тех пор, как уехал отец. И теперь в очаге смеялись, танцевали демоны, и словно какой-то жуткий, непонятный дух проник в дом, устроившись в кресле между мальчиком и женщиной, занятых ужином, чтобы повсюду следовать за ними, как порыв ветра, несущий облако черной золы.
По мере того как уменьшался запас дров под стеной, в углах двух комнат становилось все холоднее, так что при дыхании уже виден был пар изо рта.
— Я возьму топор и принесу дров! — сказал мальчик, поднимаясь со стула.
— Нет! — тут же воскликнула мать. Их серые глаза встретились на несколько секунд. — Нам хватит до утра и того, что у нас есть. Уже слишком темно. Нужно подождать до рассвета.