— Твой полушубок весь провонял, — сказала мать, вешая его на крючок рядом с дверью. Дрожащей рукой она начала его отряхивать. Она чувствовала, что слезы облегчения вот-вот хлынут из глаз, но не хотела плакать в присутствии сына.
— В горах так холодно, — сказал отец, стоя у очага. Он потрогал носком исцарапанного сапога прогоревшее полено, дерево треснуло и выпустило на волю еще один язык пламени. — Так холодно.
Мальчик смотрел на отца, на белую глазированную корку льда, которая на его усах, бороде и бровях начала таять.
Отец вдруг закрыл глаза, крепко зажмурился, глубоко вздохнул и зябко задрожал всем телом.
— О-о-о-ох-х-х!!!
Потом он выдохнул, глаза открылись, и он повел взглядом по сторонам, взглянул в лицо сына и несколько секунд в молчании смотрел ему в глаза.
— Что ты так смотришь, малыш?
— Ничего. Запах какой странный. Что это за запах?
Отец кивнул.
— Подойди-ка ко мне.
Мальчик сделал шаг к отцу и вдруг замер на месте.
— Ну? Я же сказал — подойди сюда!
Женщина стояла, замерев, в другом конце комнаты, все еще держа одной рукой полушубок. На ее лице застыла кривая улыбка, словно она получила пощечину, нанесенную неожиданно возникшей из темноты рукой. «Все в порядке?» — спросила она. В голосе ее послышалась дрожащая нота, как у органа в Будапештском соборе.
— Да, — сказал отец, протягивая к сыну руки. — Все превосходно, потому что я наконец дома с моими любимыми, с сыном и женушкой.
Мальчик заметил, что тень набежала на лицо матери, и оно на миг потемнело. Рот ее приоткрылся, и в глазах, как в глубоких озерах, застыло ошеломление.
Отец взял сына за руку. Рука отца была мозолистой, заскорузлой в тех местах, где веревка натерла кожу до ожога. И ужасно холодный мужчина заставил мальчика пододвинуться поближе. Языки пламени в очаге извивались, словно змеи, разворачивающие свои кольца.
— Да, — сказал он шепотом, — верно. — Взгляд его упал на женщину. — Почему в моем доме так холодно?
— Я… прости… — прошептала она. Она вдруг начала дрожать, и глаза ее превратились в черные, полные ужаса провалы. Из горла ее донесся тихий вопль.
— Очень холодно, — сказал отец. — Мои кости словно превратились в лед. Чувствуешь, Андре?
Мальчик кивнул, глядя в лицо отца, освещенное пламенем очага, резко обозначившим границы света и тени на лице. В темных, более темных, чем он помнил их, глазах он увидел свое собственное уменьшенное отражение. Да, глаза у отца стали гораздо темнее, чем были раньше. Теперь они словно пещеры в горах и окаймлены серебром. Мальчик моргнул и отвел взгляд. Это потребовало такого усилия, что мышцы шеи начали болеть. Он теперь дрожал, как и мать. Ему вдруг стало страшно, хотя он сам не знал, отчего. Он знал только, что кожа отца, его волосы и одежда, все это пахло так же, как та комната, где уснула вечным сном бабушка Эльза.