Мимо два мотоциклиста промчались. Куда-то на восточную окраину торопятся. Из ворот комендатуры выехали колымаги. В них — автоматчики. На заречную улицу катятся широкие фуры. А вон Залужный шагает из управы в комендатуру. В новом дубленом полушубке. На ногах — белые чесанки с калошами.
День скоротал в повети. Орудовал стругом, обфуговал новый поручень для ухвата: старый сломался у бабки Ганны. Едва смерклось, нырнул в боковушку. А утром вскочил ни свет ни заря, снова бежит на площадь. Нынче уж он не опоздал. Топчется на снегу. Поглядывает на соседний проулок — скоро будут гнать людей… Однако время идет, а рабочую команду немцы не собирают. Уже совсем обутрело. На площади — пусто. Что случилось?
На дворе у бабки Ганны он столкнулся с Якубом. Старик прищурил хитрые глаза, кивнул на лопату:
— С какой позиции?
Санька, не раздумывая и не колеблясь, обо всем рассказал старику.
Дед Якуб неторопливо набил трубку самосадом, достал из кожаного кисета огниво, кремень, отщипнул кусочек трута. Шаркнул огнивом по камешку, и он — серый, невзрачный на вид — брызнул красным горячим дождем. Пыхая трубкой, старик раскрыл загадку, которая мучила Саньку. Оказывается, теперь немцы угоняют дручанцев на Друть на целую неделю.
— Подожди до субботы, — советует он. — К новой партии приладимся. Найдем пограничника. Верь…
— Бабке Ганне не говорите, — просит Санька. — А то не пустит…
Дед смотрит на Саньку прищуренным взглядом. Седые с прозеленью усы, пожелтевшие снизу от курева, топорщатся. Под ними прячется хитрая улыбка.
— А зачем говорить? Наше дело мужчинское, а она — женщина…
В субботу утром старик поднял Саньку в такую рань, что еще даже воробьи спали под стрехой. Видно, боялся опоздать. Рисковое дело затевает, оголец! Как тут не помочь? Нет, Якуб не будет стоять в стороне. Надо выручать людей из беды… Без проволочки.
Бабка Ганна напихивает в холщовую торбу еды на двоих. Пеняет старику:
— Кому помогать идешь, старый пехтерь?! И мальчишку тянешь за собой…
Старик запальчиво перечит:
— Читала на заборе объяву? У меня спина не казенная, чтоб по ней резиновая палка плясала. Под перекладиной качаться тоже нету охоты. Сходим покопаем, чтоб им могилу выкопали…
На площади уже выстраивали рабочую команду. Людей в колонне — не густо. Санька насчитал всего двадцать семь человек.
Прошлый раз, когда Санька попал в ловушку возле керосиновой цистерны, он старался вырваться из колонны. И ушел-таки. А сейчас боялся, как бы его не вытолкнули конвоиры. Лез в середину, поднимался на цыпочки, чтоб казаться выше ростом. Даже грудь выпячивал, как солдат.