– И попробуйте только не повинитесь как положено!
«И с чего только Настя считает её дурой?..» – подумал Никита, проводив взглядом метнувшееся в сторону девичьей голубое платье. Постояв немного в полутьме сеней, он прислушался. Сдавленные звуки из спальни слышались по-прежнему. Закатов тяжело вздохнул, подавил желание перекреститься и открыл дверь.
В спальне тоже были отдёрнуты занавеси: Настя не любила сумрака. С подоконника радостно топорщились цветущие герани и бальзамин. На круглом столе лежало брошенное шитьё, в беспорядке валялись мотки ниток. Сильно пахло лавровишневыми каплями. Цветной половик на полу был сморщен и съехал к стене. Закатов, войдя, машинально расправил его ногой, позвал: «Анастасия Дмитриевна!», и огляделся.
Настя лежала на их широкой кровати, скорчившись в комок и мелко вздрагивая. При осторожном оклике мужа она вскинула голову, и на её залитом слезами лице Никита увидел сразу и страх, и отвращение, и смертельный ужас. Теперь уже он действительно испугался: никакой ночью, проведённой не в супружеской спальне, нельзя было вызвать таких чувств. Решительно перейдя комнату, Закатов сел на кровать.
– Анастасия Дмитриевна, что стряслось?
– Никита Владимирович, отчего вы не сказали мне этого раньше? – хриплым, сорванным шёпотом спросила она. – Это бесчеловечно, безбожно! Если бы я знала, я бы никогда не пошла за вас! Я вдосталь нахлебалась этого счастья у папеньки! Как вы могли, зачем?! Если бы за мной хотя бы давали громадное приданое… Если бы вы были влюблены…
– Анастасия Дмитриевна, я, ей-богу, ничего не понимаю! Объяснитесь! О чём я должен был рассказать вам?
– О том, что вы играете, – лицо Насти сморщилось, словно от сильной боли. – Право, Никита Владимирович, лучше бы вы пили… или издевались надо мной, как Истратин над своей Агафьей Филипповной… Думаю, я бы это вынесла. Но карты, карты!.. Папаша из-за них перестал быть человеком! Он разорил себя, мать, согнал её в конце концов в могилу! Про мою старшую сестру вы, надеюсь, слышали?
– Нет! – храбро соврал совсем сбитый с толку Никита – хотя кое-какие смутные слухи до него доходили.
– Врёте! – выпалила Настя ему в лицо с самой чистой, беспримесной ненавистью. Сейчас она как никогда была похожа на княжну дикого племени. – Мне было одиннадцать лет, но я отлично помню, как вся округа ездила к нам сочувствовать! После того, как папенька спустил в вист её приданое! Целую деревню с пятьюдесятью душами! А ведь Аня могла вырваться отсюда, у неё уже был жених! Которого, разумеется, после этой истории как ветром сдуло – а как же могло быть иначе?!